Сергеев Михаил Егорович родился 28 января 1924 года в деревне Тимершик ныне Сабинского района Республики Татарстан. Русский. Окончил 10 классов. В Советской Армии с апреля 1944 года.
В действующей армии с августа 1944 года.
Заряжающий орудия 3-го мотострелкового батальона 44-й мотострелковой бригады 1-го танкового корпуса 2-й гвардейской армии 1-го Прибалтийского фронта рядовой Сергеев в боях 18 — 19 августа 1944 года западнее города Шауляй (Литва) при отражении контратак противника уничтожил 8 вражеских танков. Когда его орудие было разбито, сражался стрелковым оружием и гранатами и удержал позиции. Звание Героя Советского Союза Михаилу Егоровичу присвоено 24 марта 1945 года.
Войну закончил в Восточной Пруссии. После окончания военных действий на западном напрвлении вместе с частью был направлен на Дальний Восток. Участвовал в боевых действиях с Японией.
В 1946 году старшина Сергеев демобилизован. Жил в Туркмении в городе Чарджоу. До октября 1951 года работал в городской пожарной команде заместителем начальника по политической части. Член КПСС с 1948 года. Затем вернулся в поселок Пыра, работал нормировщиком на торфопредприятии.
В 1952-1955 годах учился в Харьковском пожарно-техническом училище. После окончания училища его распределили на службу в пожарную часть города Кисловодск. Проходил службу на офицерских должностях.
С 1964 года жил в городе Нефтекумске Ставропольского края. Работал на газоперерабатывающем заводе. Был старшим инженером по технике безопасности, командиром газоспасательного отряда. Последнее специальное звание — техник-лейтенант внутренней службы. Награжден орденами Ленина, Отечественной войны I степени, медалями.
Умер 18 августа 1991 года. Похоронен на Старом кладбище города Нефтекумск.
* * *
В сумерках батальон тронулся в путь. Шли недолго: натолкнулись на противника, который встретил их сильным огнем. Пришлось укрыться в лесу. Перед рассветом, не обращая внимания на непрерывный обстрел вражеской артиллерии, дошли до деревни Косцюки и неподалеку от кладбища заняли боевую позицию. Батальон получил задание задержать немцев, наступающих по дороге на Шяуляй. До седьмого пота рыли окопы, траншеи. Все смертельно устали, зато исчезли неуверенность и страх.
Около восьми часов утра противник начал наступление. Пехота врага двигалась на бронетранспортерах к возвышенности, занятой батальоном. Вначале был слышен только рокот. Сплошной, но отдаленный. Потом из-за поворота дороги, которая огибала деревню, показались серые машины. Командир батареи в бинокль сразу оценил обстановку, велел приготовиться к бою.
Машины все ползли и ползли, словно земляные жуки. Теперь они были видны отчетливо. «Многовато их, многовато!» — подумал командир батареи, а вслух распорядился:
— Подпустить противника ближе!
Гул фашистских транспортеров, широкие каски солдат, прилепившихся к броне, — все вызывало в душе Михаила какое-то неприятное, отталкивающее чувство. Он начал было считать вражеские машины, но, досчитав до тридцати, сбился от волнения. Кажется, Суворов сказал: «Чтобы победить врага, его нужно ненавидеть душой и телом». Этого чувства у Миши было хоть отбавляй. Но все равно слегка дрожат колени, лицо побледнело, — одним словом, необстрелянный. Но он крепится.
— Главное — не робей, Мишка! — повторяет ему Выдренко снова.
— Нет-нет, я не боюсь, дядя Ваня...
Выдренко нахмурился: «Не дядя Ваня», а «товарищ младший сержант».
Миша не успел повторить: «Так точно, товарищ младший сержант!» — раздалась команда открыть огонь.
Ствол, ухнув, «отвесил поклон», станина чуть подпрыгнула, и едва распахнулся замок, на желтый песок плюхнулась дымящаяся гильза.
- Огонь! Огонь!..
Мишу охватил азарт стрельбы.
Повторяя про себя приказ командира, он заряжал и заряжал орудие, а стальной ствол все ухал и ухал. На поле боя уже дымились пять транспортеров противника. Но враг не прекращал атаки. Некоторые машины подошли совсем близко...
— Прямой наводкой! Огонь!
Били прямо в лоб. Без промашки. Залп — и машину будто застопорило. Вокруг них, как ошпаренные тараканы, сразу забегали фашистские солдаты. После трех таких залпов задние бронетранспортеры немцев повернули обратно.
Атака была отбита. Испуская густой черный дым, горели семнадцать вражеских транспортеров, а на склоне холма осталось около сотни трупов.
Наступила тишина. Бронетранспортеры, потухнув, тоже затихли.
Ночь прошла спокойно. А утром немцы снова пошли в наступление, бросив на участок, охраняемый батальоном, восемнадцать танков и батальон пехоты.
Наполняя воздух гулом, танки двигались, выстроившись в Шахматном порядке. Эти серые черепахи — не вчерашние бронетранспортеры. Те можно было бить, как орехи. А эти нет, крепкие. Вон сами из орудий палят — только держись.
Расчет занял свое место.
Когда вражеские танки приблизились на расстояние ста пятидесяти метров, раздался зычный голос командира батареи:
— По вражеским танкам! Прямой наводкой — огонь!
— Огонь!
— Огонь!
Первые ряды шахматного порядка окутало пламенем. Из-за дыма и пламени вынырнули задние танки. Их снаряды стали рваться рядом: враг заметил замаскированное зелеными ветками орудие. Менять позицию? Нет, не годится: прекратишь огонь — сомнут. А раздавив тебя, пойдут дальше.
...Как-то вдруг осел наводчик Писаренко, словно не устоял перед порывом ветра. На его место встал Выдренко. Не успел он, взмахнув рукой, крикнуть: «Огонь!» — как рухнул с обожженным лицом в сноп пламени. Михаил был чуть в стороне от разорвавшегося снаряда, воздушной волной его бросило на землю. Вскочив, он оглянулся — никого! Остался один. Может, не всех убило? Может, кого только контузило, и он не может встать? Что же Миша сделает один? Или просить помощи у соседнего орудия? Но пока до него добежишь, фашисты будут здесь. Нет, Михаил должен сражаться один. Если он не сумеет заставить заговорить орудие немедленно, фашисты пройдут по ним, вдавив всех в землю. Вон они уже в пятидесяти метрах. Идут друг за другом, прямо на орудие. Миша, сжав зубы, с отчаянием зарядил орудие и, словно говоря: «Выручай, друг, постарайся», выстрелил.
Снаряд попал в танк под самую башню, повалил густой дым.
Чтобы не столкнуться с передним, подбитым танком, идущие следом танки вынуждены будут свернуть и подставить под удар свой бок. До этого надо успеть зарядить орудие. Миша заспешил. Замок открылся с лязгом. Едва пустая гильза упала на землю, ее место занял бронебойный снаряд. Глаза на прицеле. В запыленном стекле силуэт танка. Ну-ка ближе. Еще...
Снаряд угодил прямо в цель. Перед орудием горели рядом две груды металла.
Миша подбил и третий танк. Но этот оказался расторопнее других: прицельным выстрелом вывел из строя Мишино орудие. Хорошо, самого рядом не было: бегал за снарядом. Вернулся, а лафет орудия разворочен.
За стеной дома вновь слышится рев моторов. Значит, чуда не случилось — вражеские танки не повернули обратно. Выстрелом их теперь не остановишь: нет орудия. Неужели пройдут? И не будет выполнен приказ командира?.. Да есть же гранаты! Вон они лежат на бруствере.
Сергеев схватил одну связку, подержал в руке, будто пробуя на вес, взял вторую, третью...
В тот самый момент поднялся Выдренко. Покачиваясь, встал на ноги и лейтенант Расторопов.
— Главное, Миша, не...— Сильный взрыв заглушил последние слова Выдренко. Это Сергеев, ободренный тем, что раненые товарищи поднялись в самый критический момент, метнул связку гранат под гусеницы вражеского танка. Второй танк, пытавшийся проскочить мимо умолкнувшего орудия, был подорван Выдренко. Не остался в долгу и лейтенант Расторопов: хотя он был ранен вторично, но и фашистский танк закрутился на месте, как зверь, угодивший в капкан.
Выдренко начал стрелять из пулемета. Навстречу двигалось еще одно железное чудовище. Миша побежал ему наперерез вдоль траншеи. Вот что значит хорошо выкопанная траншея: фашист, вероятно, и не чувствует, что его здесь подстерегает. Пусть идет... Сейчас, чтобы успокоиться и встретить его хладнокровно, нужно немножко передохнуть.
Миша прислонился спиной к стенке траншеи. Близко разорвался снаряд. Миша невольно вжался в землю, стряхивая с себя пыль. Под тяжелым танком дрожала земля, осыпался песок с бруствера. Лязг гусениц противно раздирал уши. Казалось, что эта свирепая сила сейчас раздавит тебя, не оставив и живого следа. Хотелось зарыться в землю с головой, чтобы ничего не видеть и не слышать.
Михаил оглянулся и ужаснулся: он сидел на самом изгибе траншеи. Это же могила! Тут, случись чего, ни за что его не найдешь. Еще только не хватало, чтобы написали в деревню: «Пропал без вести». Ну, нет! Мало ли что кому взбредет в голову. Разве можно добровольно ложиться в могилу? Михаил отполз в сторону. Стой! Куда он спешит без оружия? С чем встретит врага? Вот гранаты, автомат...
В этот миг земля задрожала, как при землетрясении, и начала сильно осыпаться, в траншее потемнело, будто тучи закрыли солнце, в нос ударил горький запах дыма.
— Танк!..
Танк с грохотом перемахнул через траншею — снова показалось солнце и словно осветило парню сознание. Миша вскочил, как подброшенный пружиной, и, вытянувшись вперед, метнул связку на решетку мотора уползавшего чудовища, сам быстро свалился на дно траншеи.
Когда рванул взрыв, посмотрел на танк — и как раз вовремя: из горящей в десяти шагах машины выпрыгивали фашисты.