НАСТАВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Александра Македонского спросили: «Как удалось тебе добиться покорности на Востоке и Западе? Прежние правители не жалели ни войск, ни сокровищ, а не смогли завоевать столько стран». Александр ответил: «Я брал страны, но не обижал народ. А прежних правителей поминал только добром». О сын мой, видишь, сколь могуч воспитанный человек? Доброта и кротость берут города; надо быть добрым и снисходительным ко всем, остерегайся говорить дурно даже о своих врагах. НАСТАВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Один царедворец спросил падишаха: «Что ты скажешь о дервише таком-то? Люди говорят о нем много плохого». Падишах ответил: «В его внешности нет ничего предосудительного, а что у него за душой, не видно. Я не могу судить о том, чего не вижу». О сын мой, было бы ошибкой судить о человеке, полагаясь на свое недоверие. Это очень скверно. Избегай поспешных суждений. НАСТАВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
Вот что рассказал мудрый Саади: — Видел в Мекке Габделькадыра Гиляни. Вперив взор в Каабу, он причитал: «О Всевышний, прости меня! Если не простишь, в Судный день исторгни меня из могилы незрячим, дабы не видеть себя опозоренным перед святыми». О сын мой! В миру стыдишься перед людьми даже крохотного своего поступка. А ежели в Судный день все твои прегрешения и проступки предстанут перед святыми и пророками, тебе и спрятаться будет негде от позора. Пусть это послужит тебе уроком: в этом мире не совершай постыдных поступков. Ведь если даже такие праведники, как Габделькадыр Гиляни, страшатся Судного дня, что остается делать мне и тебе? Нужно быть праведником в миру. НАСТАВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
Одному праведнику привиделось во сне, будто бы падишах попал в рай, а старый дервиш, целыми днями не сходящий с молитвенного коврика, мучается в аду. «За что же падишаху такая честь, и чем провинился благочестивый старец? — спросил он.— Вроде все должно быть наоборот?» Ему ответили: «Падишах попал в рай за то, что приютил у себя нищих дервишей, а тот несчастный, оказался в аду за то, что жил во дворце падишаха». НАСТАВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
В греческой провинции воры напали на караван и унесли несметные богатства. Купцы громко стенали и молили Аллаха помочь им. Но что толку? Случилось быть там и мудрому Лукману. «О мудрейший,— обратился к нему один из купцов,— произнеси свое чудесное заклинание, пусть воры вернут наше добро». Лукман ответил: «Чудесное слово здесь бессильно. Того, чья совесть черна, не пронять ни колдовством, ни добрым словом, как нельзя вбить гвоздь в камень». НАСТАВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
Мудрого Лукмана спросили: «У кого учился ты благовоспитанности?» Лукман ответил: «Я наблюдал развязность невежд и избегал повторять то, что мне не нравилось в них, и так стал воспитанным. О сын мой, для того, кто умен, вокруг столько поучительного, постарайся же извлекать из этого пользу. НАСТАВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
Рассказывают, что один дервиш на удивление зевакам съел двести фунтов хлеба и потом всю ночь напролет провел в молитвах. Услышав это, один умный человек заметил: «Лучше бы он съел полфунта, тогда ночью смог бы уснуть». Чревоугодничество, о сын мой, противно разуму. НАСТАВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
Во время одного из своих путешествий мудрый Саади неожиданно проснулся посреди ночи. Он несказанно удивился, увидев своего товарища сидящим поодаль и читающим стихи и песни. «Что это значит?» — спросил Саади. Спутник его ответил: «Привиделись мне соловьи. Перелетая с ветки на ветку, они поют томными голосами. В горах горестно трубят звери, стонут в болотах лягушки. Гомон стоит от их голосов в природе. И подумалось мне: не грешно ли спать, когда все живое вокруг творит молитвы?» НАСТАВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
В одном лесу много лет жил отшельник. Пищей ему служили травы и листья. Однажды падишах той страны решил поклониться отшельнику и отправился в лес. «О старец,— сказал он,— если хочешь, живи в городе, я велю приготовить тебе обитель, будешь молиться целыми днями, не думая ни о чем другом. А мы бы пользовались всеочищающим дыханием твоим, приобщались бы к твоим священным молитвам». Но отшельник не соглашался. Тогда визирь сказал: «Не следует ли позвать старца на несколько дней? Если ему понравится в городе, останется жить». Отшельника доставили в город и отвели ему место в одном из дворцов. И была эта обитель до того премиленькая, что окажись в ней мертвый — и тот ожил бы от восхищения. Прислуживать старцу были приставлены хорошенькая рабыня и прекрасный юноша. Мало-помалу пристрастился отшельник к изысканным яствам, сменил грубое рубище на роскошные мягкие одежды, а там уж и вовсе, кроме душистых, сладких плодов, ничего не стал признавать. Теперь он частенько поглядывал на невольницу, заметив, как она хороша собой. Однажды падишах зашел проведать святого старца, смотрит, а перед ним совсем другой человек: руки белы, лицо румяно, развалился на шелковых подушках, ему прислуживает невольница с лицом, подобным луне, а прекрасный юноша стоит в изголовье с опахалом. Падишах очень удивился и сказал: «Я с одинаковым почтением относился к мудрецам и отшельникам». «О мой падишах,— возразил на это один из придворных,— не жалей для ученых ни золота, ни других благ, чтобы и другим хотелось заниматься наукой. А что до отшельников, то придумай что-нибудь иное, роскошь — не их удел». НАСТАВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ
У одного египетского эмира было два сына. Один посвятил свою жизнь изучению наук, между тем как другой нажил добро и сделался богат. Первый стал мудрецом, второй — министром финансов. Однажды богатый брат сказал, с презрением взглянув на ученого: «Я уже стал султаном, а ты все топчешься на одном месте».— «О брат мой, Аллах, да будет свято его имя, все же на моей стороне,— ответил мудрец,— ибо я стал наследником пророка, в то время как тебе досталось наследство фараона . О сын мой, из этой притчи ты должен уяснить себе, что знания, вне всякого сомнения, есть наследие пророка. |
