У одного человека была дочь на выданье. Пришел день свадьбы. Невеста со своей родней и друзьями отправилась в церковь, а рабыни остались на кухне готовить праздничный обед. И вдруг не хватило воды, чтоб подлить в кастрюли, которые уже стояли на огне. Тогда одна из служанок взяла кувшин и побежала к роднику. Приходит и видит: сидит на ветке птичка колибри. Сидит и поет:
Цветочки, листочки,
Где пищи достать?
Махну-ка хвостом
Да пойду-ка плясать...
Туит-туит-туит...
Поставила негритянка кувшин на землю и давай самбу плясать. Про все на свете забыла: и про воду, и про обед, и про свадьбу. Ждут ее дома, ждут не дождутся, а она у родника. Птичка колибри все поет, а негритянка все пляшет.
Прошло много времени, и отправилась к роднику другая рабыня — посмотреть, что там ее товарка поделывает, почему воду не несет. А та увидела подругу и запела:
Ах, подруженька-душа,
Песня птички хороша!
Попляши!
Попляши!
Побежала подруга и тоже пустилась в пляс. Стали теперь в доме ждать двоих. Звали, кричали — ни ответа, ни привета. Тут и третья рабыня пошла к роднику, вслед за ней четвертая, и так все до одной. Придут и ну плясать самбу как полоумные.
Когда в доме не осталось больше ни одной рабыни, пошла за ними одна из сестер невесты. Едва негритянки увидели ее, как принялись петь:
Ах, хозяюшка-душа,
Песня птички хороша!
Попляши!
Попляши!
Вошла девушка в круг и так заплясала, что только держись. Пошла другая сестра. Но едва первая заметила ее, как запела во все горло:
Ах, сестричка, ах, душа,
Песня птички хороша!
Попляши!
Попляши!
Та ни минуты не колебалась. Пустилась плясать без оглядки. А мать девушек сидит как на иголках, не знает, что делать: обед подгорает, гости не идут и вообще ничего не готово. Все, кто в доме оставался, торчат зачем-то у родника и воду не несут.
Сказала она тогда себе:
— Ох, случилось что-то у родника! Пойду-ка сама погляжу.
Накинула она шаль на голову и пошла. Еще издалека услышала, как под ногами пляшущих земля кипит, а уж когда увидела, что все собрались в круг и пляшут самбу, когда услышала, как птичка колибри заливается, то принялась выписывать ногами такие узоры, что только держись. А тут еще дочери завидели ее и запели хором:
Ах ты, матушка-душа,
Песня птички хороша!
Попляши!
Попляши!
Старуха не выдержала и пустилась в пляс что было мочи.
То-то веселье пошло! Птичка так распелась, ну просто на части разрывалась. И чем больше она пела, тем отчаяннее плясали женщины.
Дома остался только старик. Досадует он, что не идут новобрачные, не идут гости и куда-то подевались все женщины, которые ушли к роднику: жена, дочери, рабыни — одним словом, все. Старик готов был лопнуть от злости. Проклял все на свете, схватил плеть и вышел из дома.
— Погодите мне, я вас разыщу.
И помчался по дороге к роднику вне себя от гнева.
Увидела его старуха, подбоченилась и запела:
Ах, старик мой, ах, душа!
Песня птички хороша!
Попляши!
Попляши!
Вошел старик в круг и давай хлестать всех плетью направо и налево:
Ах ты, женушка-душа,
Глянь, как плетка хороша!
Попляши!
Попляши!
Досталось тут жене, досталось дочерям, досталось рабыням, и такой поднялся шум, что хоть святых выноси. Вмиг закончилась самба. Птичка колибри поглядела на всю эту свалку, взмахнула крылышками и улетела. |
