Мой брат Мустафа и моя сестра Фатьма были почти одного возраста. Брат был старше ее самое большее на два года. Они горячо любили друг друга и вместе делали все, что могло облегчить бремя старости нашему слабому здоровьем отцу. В день шестнадцатилетия сестры брат устроил праздник. Он пригласил всех ее подруг детства, угостил их в саду отца изысканными кушаньями, а когда наступил вечер, предложил им немного покататься по морю в нанятой им и празднично украшенной лодке. Фатьма и ее подруги с радостью согласились, ибо вечер был прекрасный, а с моря на город открывался, особенно вечерами, великолепный вид. Девушкам так понравилось катанье, что они все время упрашивали брата отплыть подальше от берега. Их просьбам Мустафа уступал неохотно, потому что за несколько дней до того в этих водах появлялся корсар. Неподалеку от города в море выходит мыс. Девушкам захотелось добраться до него, чтобы оттуда поглядеть, как солнце садится в море. Заворачивая за мыс, они увидели невдалеке лодку, полную вооруженных людей. Предчувствуя недоброе, мой брат приказал гребцам повернуть к берегу. Его опасения не замедлили подтвердиться: быстро догнав лодку моего брата и опередив ее благодаря большему числу весел, та лодка упорно держалась между берегом и нашим суденышком. Поняв, в какой они оказались опасности, девушки вскочили, стали кричать и причитать. Тщетно успокаивал их Мустафа, тщетно убеждал оставаться на местах, потому что из-за их беготни лодка могла опрокинуться. Никакие уговоры не помогали, и, когда при приближении другой лодки все они ринулись к корме, их лодка в конце концов опрокинулась. С берега, однако, следили за движением незнакомой лодки, и, поскольку нападения корсаров с недавних пор ждали, лодка эта вызвала подозрение, и несколько лодок отчалило на помощь нашим. Но они успели только подобрать утопающих. Вражеская лодка в суматохе скрылась, и на тех двух лодках, что подобрали тонувших, не знали, всех ли удалось спасти. Но вот обе лодки приблизились друг к другу, и тут — о горе! — обнаружилось, что моей сестры и одной ее подруги недостает. Одновременно в одной из лодок заметили никому не известного человека. Угрозы Мустафы заставили его признаться, что он с вражеского судна, которое стоит на якоре в двух милях к востоку от этого места, и что его товарищи, поспешно пустившись в бегство, бросили его на произвол судьбы, когда он помогал спасать девушек. Еще он сказал, что видел, как двух девушек потащили на судно.
Скорбь моего старого отца была беспредельна. Но и Мустафа умирал от горя. Мало того что он потерял любимую сестру и считал себя виновником ее беды — подруга Фатьмы, что разделила ее участь, была обещана ему в жены ее родителями, только он не отваживался признаться в этом нашему отцу, потому что родители ее были людьми бедными и низкого происхождения. А отец мой был человек суровый. Когда его боль немного утихла, он позвал Мустафу и сказал ему:
— Твоя глупость отняла у меня утешение моей старости и усладу очей моих. Уходи, я прогоняю тебя навеки с глаз моих, я проклинаю тебя и твоих потомков, и только если ты вернешь мне мою Фатьму, проклятие отца спадет с головы твоей.
Этого мой бедный брат не ожидал. Он уже и раньше решил пуститься на поиски своей сестры и ее подруги и только хотел испросить благословения у отца, а теперь тот посылал его в мир с тяжестью своего проклятия. Но если то несчастье его согнуло, то теперь избыток горя, им не заслуженного, закалил его дух.
Он пошел к пленному пирату, спросил, куда направлялся его корабль, и узнал, что пираты эти торгуют невольниками и большой рынок бывает у них обычно в Бальзоре. Когда он вернулся домой, чтобы собраться в путь, гнев отца приутих, ибо тот прислал ему на дорогу кошелек с золотом. Мустафа в слезах простился с родителями Зораиды — так звали его похищенную невесту — и отправился в Бальзору.
Путь он держал по суше, поскольку из нашего городка ни одно судно в Бальзору не шло. Ему пришлось поэтому делать каждый день очень большие переходы, чтобы прибыть в Бальзору вслед за пиратами как можно скорее. Но, скача налегке и на хорошем коне, он надеялся достичь этого города к исходу шестого дня. Однако вечером четвертого дня, когда он ехал в полном одиночестве, на него вдруг напали трое неизвестных. Увидев, что они хорошо вооружены и сильны и посягают не столько на деньги и его коня, сколько на его жизнь, он крикнул им, что сдается. Они спешились, связали ему ноги под брюхом его коня, поводья которого схватил один из них, взяли его в окружение и, не говоря ни слова, помчались с ним вместе.
Мустафа предался тупому отчаянию. Проклятие отца уже, казалось, настигло несчастного, и как ему было надеяться спасти свою сестру и Зораиду, если он, лишившись всех средств, мог отдать для их освобождения только свою жалкую жизнь! Проскакав около часа, Мустафа и его безмолвные спутники свернули с дороги в небольшую долину. Долинка эта была окружена высокими деревьями. Мягкая, темно-зеленая трава, быстро бегущий среди поляны ручей так и приглашали отдохнуть. И действительно, Мустафа увидел, что там разбито полтора или два десятка шатров. К колышкам шатров были привязаны верблюды и отличные лошади, а из одного шатра доносились веселые звуки цитры и двух прекрасных мужских голосов. Моему брату подумалось, что люди, выбравшие для привала такое отрадное местечко, не могут замышлять против него ничего дурного, и поэтому он без страха повиновался своим провожатым, которые, развязав ему ноги, знаком велели ему слезть с лошади. Его привели в шатер, который был больше других и красиво, даже изящно убран внутри. Великолепные, расшитые золотом подушки, пестротканые ковры, золоченые курильницы свидетельствовали бы где-нибудь в другом месте о богатстве и благополучии, а здесь они говорили только о дерзком разбое. На одной из подушек сидел низкорослый старик, лицо у него было безобразное, кожа смуглая до черноты и лоснящаяся, и омерзительно-коварное выражение глаз и рта придавало ему самый отталкивающий вид. Хотя старик напускал на себя важность, Мустафа вскоре догадался, что шатер так богато украшен не для этого человека, и разговор провожатых подтвердил его догадку.
— Где Сильный? — спросили они коротышку.
— Поехал поохотиться,— ответил тот,— но он посадил на свое место меня.
— Напрасно он это сделал,— возразил один из разбойников.— Надо поскорее решить, убить ли этого пса или взять с него выкуп, а Сильному это видней, чем тебе.
Коротышка поднялся с сознанием своего достоинства и, выпрямившись, дотянулся лишь кончиками пальцев до уха своего обидчика: ему хотелось, видно, в отместку ударить того. Но, убедившись, что усилия его напрасны, он принялся браниться, а поскольку другие не оставались в долгу, шатер прямо-таки дрожал от их перебранки. Вдруг дверь шатра открылась, и в него вошел высокий, видный мужчина, молодой и прекрасный, как персидский принц. Его одежда и его оружие, за исключением усеянного драгоценными камнями кинжала и блестящей сабли, были скромны и просты. Но его строгий взгляд, вся его осанка внушали уважение, не вселяя при этом страха.
— Кто смеет устраивать перебранку в моем шатре? — крикнул он испуганным спорщикам.
На несколько мгновений воцарилась тишина. Наконец один из тех, что привели Мустафу, рассказал, как было дело. Лицо Сильного, как они его называли, загорелось гневом.
— Когда это я сажал тебя на свое место, Хасан? — закричал он на коротышку в ярости.
Тот сжался от страха, отчего сделался еще меньше, и шмыгнул к двери. Получив от Сильного мощный пинок, он одним махом вылетел из шатра.
Когда коротышка исчез, те трое подвели Мустафу к хозяину шатра, улегшемуся уже на подушки.
— Вот тот, кого ты велел схватить!
Сильный долго глядел на пленника, а потом произнес:
— Паша зулейкский! Твоя совесть подскажет тебе, почему ты стоишь перед Орбазаном.
Услыхав это, мой брат пал перед ним на колени и отвечал:
— О господин! Ты, по-видимому, ошибся. Я бедный горемыка, а не паша, которого ты ищешь...
Все удивились этим словам. А хозяин шатра сказал:
— Отпираться бесполезно, я сейчас призову людей, которые хорошо знают тебя.
Он приказал привести Зулейму. В шатер ввели старуху, которая на вопрос, узнает ли она в моем брате зулейкского пашу, ответила:
— Так точно!
И поклялась гробницей пророка, что это не кто иной, как паша.
— Видишь, несчастный, как твоя хитрость пошла на ветер? — разгневался Сильный.— Ты слишком жалок, чтобы марать твоей кровью мой добрый кинжал. Но завтра, когда взойдет солнце, я привяжу тебя к хвосту моего коня и буду скакать с тобой по лесам, пока оно не зайдет за холмы Зулейки!
Тут бедный мой брат пал духом.
— Это проклятье моего жестокого отца обрекает меня на позорную смерть! — воскликнул он со слезами.— И ты, милая сестра, и ты, Зораида,— вы тоже погибли!
— Притворство тебе не поможет,— сказал один из разбойников, связывая ему руки за спиной.— Убирайся из шатра, а то Сильный уже закусил губу и поглядывает на свой кинжал. Если хочешь прожить еще одну ночь, пошли!
Не успев вывести моего брата из шатра, разбойники встретили трех других, которые подгоняли какого-то пленника. Они вошли с ним в шатер.
— Мы доставили тебе пашу, как ты нам приказал,— сказали они, ведя пленника к подушкам, на которых возлежал Сильный.
Когда они вели его туда, мой брат смог разглядеть пленника и заметить сходство с собой этого человека. Только тот был смуглее лицом, и борода была у него чернее. Сильного, видимо, очень поразила внешность второго пленника.
— Кто же из вас настоящий? — спросил он, глядя то на моего брата, то на того, другого.
— Если ты имеешь в виду пашу зулейкского,— гордо отвечал второй пленник,— то это я.
Сильный долго глядел на него суровым, страшным взглядом, затем молча дал знак увести пашу. После этого он подошел к моему брату, разрезал кинжалом веревку, связывавшую его руки, и знаком велел ему сесть на подушку.
— Мне жаль, чужеземец,— сказал он,— что я принял тебя за этого изверга. Но такова странная воля неба, отдавшая тебя в руки моих братьев именно в тот час, который был назначен для гибели этого нечестивца.
Мой брат попросил об одной-единственной милости — отпустить его сразу же снова в путь, потому что любая задержка может оказаться пагубной. Сильный осведомился о причине такой поспешности и, когда Мустафа рассказал ему всё, убедил моего брата провести эту ночь в его шатре, поскольку и он, Мустафа, и его конь нуждаются в отдыхе, и обещал показать ему завтра дорогу, которая приведет его в Бальзору через полтора дня. Брат согласился, был превосходно накормлен и спокойно проспал до утра в шатре разбойника.
Проснувшись, он оказался в шатре один, но услышал за его занавеской голоса, которые, как показалось ему, принадлежали хозяину шатра и темнокожему коротышке. Прислушавшись, он, к своему ужасу, услыхал, что коротышка настойчиво убеждает Сильного убить чужеземца, ибо, выйдя на волю, тот может их всех выдать. Мустафа понял, что коротышка зол на него, потому что из-за него получил вчера нахлобучку. Сильный, казалось, на несколько мгновений задумался.
— Нет,— сказал он,— он мой гость, а закон гостеприимства для меня свят. К тому же он не похож на предателя.
Сказав это, он откинул занавеску и вошел в шатер.
— Мир тебе, Мустафа! — сказал он.— Подкрепимся утренним напитком, а затем собирайся в путь!
Он подал моему брату чашу с шербетом, выпив которой они взнуздали коней, и Мустафа вскочил в седло поистине с более легким сердцем, чем приехал сюда. Вскоре они оставили шатры позади и свернули на широкую дорогу, уходившую в лес. Сильный рассказал моему брату, что когда они однажды во время охоты захватили пашу в плен, тот обещал им не преследовать их в своих владениях, но несколько недель назад, поймав одного из их храбрецов, велел его после жесточайших пыток повесить. После этого он, Сильный, долго выслеживал пашу, и не далее как сегодня тот наконец умрет. Мустафа не осмелился перечить, он был рад, что сам уцелел.
У выезда из леса Сильный остановил своего коня, описал моему брату дальнейший путь, протянул ему на прощание руку и сказал:
— Мустафа, по странному стечению обстоятельств ты оказался гостем и другом разбойника Орбазана. Не стану предупреждать тебя, чтобы ты не выдавал того, что видел и слышал. Ты незаслуженно испытал страх смерти, и я обязан загладить свою вину перед тобой. Возьми на память этот кинжал и, если тебе понадобится помощь, пришли его мне, и я поспешу тебе на выручку. А этот кошелек тебе, наверно, пригодится в дороге.
Мой брат поблагодарил его за великодушие. Кинжал он взял, а от кошелька отказался. Но, еще раз пожав ему руку, Орбазан бросил кошелек на землю и как ветер умчался в лес. Увидев, что его уже не догнать, Мустафа слез с коня, чтобы подобрать кошелек, и прямо-таки испугался щедрости своего гостеприимца, ибо кошелек был битком набит золотом. Он поблагодарил аллаха за спасение, поручил благородного разбойника его милосердию и с бодростью в душе продолжил свой путь в Бальзору...
На седьмой день после отъезда из дому, в полдень, Мустафа въехал в ворота Бальзоры. Остановившись в караван-сарае, он спросил, когда откроется невольничий рынок, который устраивают здесь каждый год. Но, к его ужасу, ему ответили, что он опоздал на два дня. Сожалея по поводу его опоздания, ему сказали, что он много потерял, ибо в самый последний день рынка привели двух невольниц такой красоты, что на них заглядывались все покупатели. Из-за них шла настоящая драка, но и запросили за них, правда, такую высокую цену, что она не отпугнула только их теперешнего хозяина. Он подробно расспросил об обеих, и у него не осталось сомнения, что это и есть несчастные девушки, которых он ищет. Он узнал также, что тот, кто купил их, живет в сорока часах езды от Бальзоры, что зовут его Тиули-Кос, что человек это знатный, богатый, но уже пожилой, что раньше он был капудан-пашой верховного повелителя, а теперь ушел на покой с накопленным богатством.
Сначала Мустафа хотел сразу же сесть на коня и догнать Тиули-Коса, который не мог опередить его больше чем на один день. Но, рассудив, что одному ему не удастся и подступиться к могущественному путешественнику, а не то что отнять у него добычу, Мустафа стал искать другой способ, каковой вскоре и нашел. Сходство с зулейкским пашой, чуть не оказавшееся для него гибельным, навело его на мысль проникнуть под этим именем в дом Тиули-Коса и попытаться спасти несчастных девушек. Он нанял нескольких слуг и лошадей, для чего деньги Орбазана пришлись ему весьма кстати, приобрел себе и слугам великолепную одежду и отправился в замок Тиули. Через пять дней он был вблизи этого замка, расположенного в прекрасной долине и окруженного высокими стенами, над которыми лишь чуть-чуть возвышались постройки. Прибыв туда, Мустафа выкрасил волосы и бороду в черный цвет, а лицо смазал растительным соком, от которого оно стало таким же смуглым, как у того паши. Затем он послал одного из слуг в замок, велев ему попросить от имени зулейкского паши пристанища на ночь. Слуга вскоре вернулся с четырьмя прекрасно одетыми рабами, которые взяли коня Мустафы под уздцы и повели его во двор замка. Там они помогли моему брату спешиться, а четверо других проводили его по мраморной лестнице к Тиули.
Этот старый весельчак принял моего брата с почетом и угостил самыми изысканными блюдами своей кухни. После еды Мустафа постепенно павел разговор на новых невольниц, и Тиули стал расхваливать их красоту, сетуя лишь на то, что они всегда так печальны. Он полагал, однако, что это скоро пройдет. Брат был очень доволен таким приемом и лег спать, полный радостных надежд.
Он не проспал и часа, как его разбудил слепящий свет лампы. Приподнявшись, он решил, что все еще видит сон: перед ним стоял тот смуглый коротышка из шатра Орбазана с лампой в руке, гнусно осклабив свою широкую пасть. Мустафа ущипнул себя за руку и потеребил за нос, чтобы убедиться, что это не сон, но видение не исчезло.
— Что тебе нужно у моей постели?! — вскричал Мустафа, оправившись от изумления.
— Не надо так суетиться, господин,— сказал коротышка.— Я прекрасно догадался, зачем вы сюда пожаловали, да и ваше досточтимое лицо запомнилось мне прекрасно. Но, право, если б я собственноручно не помогал вешать пашу, вы, пожалуй, провели бы меня. А теперь я пришел задать вам один вопрос.
— Прежде всего скажи, как ты попал сюда? — спросил Мустафа, взбешенный своим провалом.
— Это я вам скажу,— отвечал тот.— Я не мог больше ладить с Сильным и потому сбежал. Но ты, Мустафа, собственно, и был причиной нашей ссоры, и за это ты отдашь мне свою сестру в жены, а я помогу вам бежать. А не отдашь — я пойду к своему новому хозяину и кое-что расскажу ему о новом паше.
От ужаса и от гнева Мустафа был вне себя. Надо же было теперь, когда он считал свою цель почти достигнутой, явиться этому мерзавцу и все испортить! Оставалось только одно средство спасти дело — убить этого маленького изверга. Одним прыжком бросился он с постели на коротышку. Но тот, предвидя, должно быть, что-то подобное, уронил лампу, отчего она погасла, и нырнул в темноту, зовя на помощь дурным голосом. Тут никак нельзя было оплошать. От девушек Мустафе пришлось пока отступиться и думать только о собственном спасении. Поэтому он подошел к окну — посмотреть, нельзя ли выпрыгнуть. Высота была довольно большая, а дальше шла высокая стена, через которую надо было перелезть. Он в задумчивости стоял у окна, как вдруг услыхал приближавшиеся к его комнате голоса. Вот уже они были у двери. Тогда он в отчаянии схватил свой кинжал и одежду и выпрыгнул в окно. При падении он сильно ударился, но, чувствуя, что все кости целы, вскочил на ноги, побежал к окружавшей двор стене, взобрался на нее, к удивлению своих преследователей, и вскоре оказался на воле. Он добежал до лесочка, где и свалился без сил на землю. Теперь он стал думать, что делать. Лошадей и слуг ему пришлось бросить на произвол судьбы, но деньги, которые он носил за поясом, удалось сохранить.
Его находчивый ум вскоре указал ему другой путь к спасению. Углубившись в лес, он дошел до деревни, где задешево купил лошадь, которая быстро доставила его в город. Там он спросил о враче, и его направили к одному старому, опытному человеку. С помощью нескольких золотых монет Мустафа убедил лекаря дать ему лекарство, вызывающее похожий на смерть сон, который, однако, можно мгновенно прекратить другим снадобьем. Получив это средство, он купил себе длинную накладную бороду, черную мантию и кучу всяких банок и склянок, благодаря чему мог вполне сойти за странствующего лекаря, погрузил свое добро на осла и поехал обратно в замок Тиули-Коса. Он был уверен, что на сей раз его не узнают, ибо борода преобразила его так, что он и сам-то себя почти не узнавал. Прибыв к Тиули, он велел доложить о себе как о враче по имени Хакаманкабудибаба, и все вышло так, как он и думал. Пышное это имя внушило старому дураку огромное уважение, и он сразу же пригласил гостя к столу. Хакаманкабудибаба явился к Тиули, и после беседы, которая не продлилась и часа, старик решил подвергнуть всех своих невольниц лечению у этого мудрого врача. С трудом скрывая свою радость, что теперь он увидит свою любимую сестру, Мустафа с бьющимся сердцем последовал за Тиули, который повел его в сераль. Они пришли в прекрасно убранную комнату, где, однако, не было ни души.
— Хамбаба, или как там тебя зовут, милейший врач,— сказал Тиули-Кос,— взгляни-ка на отверстие в стене! Каждая из моих невольниц высунет в него руку, и ты по пульсу определишь, здорова она или больна.
Никакие возражения Мустафы не помогли, увидеть их ему разрешено не было. Но Тиули согласился сообщать каждый раз, каково обычное самочувствие той или иной невольницы. Вынув из-за пояса длинный список, Тиули стал громко выкликать имена своих невольниц одно за другим, и каждый раз в отверстии появлялась рука и врач щупал пульс. Уже были вызваны и признаны здоровыми шесть невольниц, когда Тиули прочел седьмым имя Фатьма и маленькая белая ручка проскользнула в отверстие. Дрожа от радости, Мустафа схватил эту ручку и с важным видом заявил, что ее обладательница опасно больна. Тиули очень встревожился и велел своему мудрому Хакаманкабудибабе срочно приготовить лекарство для нее. Врач вышел и написал записочку: «Фатьма! Я спасу тебя, если ты решишься принять лекарство, которое на два дня сделает тебя мертвой. Но у меня есть средство вернуть тебя к жизни. Если ты согласна, то скажи только, что питье не помогло, и это будет мне знаком твоей готовности».
Вскоре он вернулся в комнату, где его ждал Тиули. Он принес безвредное питье, еще раз пощупал пульс больной Фатьмы и одновременно сунул ей под браслет записку. А питье подал ей через отверстие в стене. Тиули был, по-видимому, очень озабочен болезнью Фатьмы и отложил осмотр остальных до более подходящего времени. Выйдя с Мустафой из этой комнаты, он сказал печальным голосом:
— Хадибаба, скажи откровенно, что ты думаешь о болезни Фатьмы?
Хакаманкабудибаба ответил с глубоким вздохом:
— Ах, господин, да ниспошлет тебе пророк утешение! У нее изнуряющая лихорадка, которая может, чего доброго, свести ее в могилу.
Тут Тиули воспылал гневом:
— Что ты говоришь? Проклятый ты пес, а не врач! Чтобы она, за которую я отдал две тысячи золотых, издохла, как какая-нибудь корова! Так знай же: если ты не спасешь ее, я отрублю тебе голову!
Брат понял, что сглупил, и поспешил вернуть Тиули надежду. Они еще не закончили этот разговор, когда из сераля пришел черный раб сказать врачу, что питье не помогло.
— Пусти в ход все свое искусство, Хакамдабабельба, или как там тебя величать, я заплачу тебе сколько захочешь! — закричал Тиули-Кос, чуть ли не взвыв от страха, что потеряет такие большие деньги из-за смерти рабыни.
— Я дам ей снадобье, которое избавит ее от всяких мучений,— ответил врач.
— Да, дай ей какое-нибудь снадобье...— захныкал старик.
Довольный, Мустафа отправился за своим сонным напитком и, отдав его черному рабу с указанием, сколько принять сразу, пошел к Тиули и, сказав, что ему нужно собрать еще кое-какие целебные травы у озера, поспешил за ворота. У озера, находившегося неподалеку от замка, он снял с себя одежду, которая помогла ему выдать себя за врача, и бросил ее в воду, где она теперь преспокойно и плавала, а сам спрятался в кустах и, дождавшись ночи, прокрался к месту погребения при замке Тиули.
Не прошло и часа после ухода Мустафы из замка, как Тиули получил ужасную весть, что его невольница Фатьма при смерти. Он тотчас послал рабов к озеру за врачом. Но гонцы его вскоре вернулись и сказали, что бедный врач упал в воду и утонул: среди озера плавает его черная мантия, а время от времени из воды выглядывает и его пышная борода. Увидев, что спасения нет, Тиули проклял себя и весь мир, стал рвать на себе бороду и биться головою об стену. Но все это не помогло. Фатьма вскоре испустила дух на руках у других женщин. Услыхав об ее смерти, Тиули приказал поскорей изготовить гроб, ибо не терпел в своем доме мертвецов, и велел отнести труп в склеп. Носильщики отнесли туда гроб, быстро опустили его и убежали, ибо услышали среди гробов какие-то стоны и вздохи.
Мустафа, который прятался за гробами и оттуда обратил в бегство носильщиков, вышел из своего укрытия и зажег предусмотрительно принесенную лампу. Затем он достал склянку с пробуждающим снадобьем и поднял крышку гроба Фатьмы. Но каков был его ужас, когда при свете лампы показались совсем незнакомые черты! В гробу лежала не моя сестра и не Зораида, а совсем другая девушка. Мустафе понадобилось много времени, чтобы оправиться от нового удара судьбы. Наконец сострадание пересилило его гнев. Он открыл свою склянку и влил лекарство в рот несчастной. Она вздохнула, открыла глаза и долго, видимо, не могла понять, где находится. Наконец она вспомнила все, что произошло. Она встала из гроба и упала к ногам Мустафы.
— Как мне отблагодарить тебя, добрая душа,— воскликнула она,— за то, что ты освободил меня из страшного плена?!
Мустафа прервал ее благодарственную речь вопросом — как вышло, что спасена она, а не его сестра Фатьма. Незнакомка взглянула на него удивленно.
— Теперь-то мне понятно мое спасение, которое было для меня загадкой,— ответила она.— Знай же, что в этом замке меня называли Фатьмой и записку и спасительный напиток ты передал мне.
Мой брат попросил спасенную сообщить ему что-либо о своей сестре и о Зораиде и узнал, что обе они находятся в замке, но, как то принято у Тиули, носят другие имена: их зовут теперь Мирза и Нурмахаль.
Увидев, что мой брат так удручен этой ошибкой, Фатьма, спасенная невольница, ободрила его и пообещала назвать ему способ, каким можно все-таки спасти обеих девушек. От этой мысли Мустафа взбодрился и снова загорелся надеждой. Он попросил ее назвать ему этот способ, и она сказала:
— Я в невольницах у Тиули всего, правда, пять месяцев, но я с самого начала думала, как спастись, однако спастись одной мне было слишком трудно. Во внутреннем дворе замка ты, наверно, заметил фонтан, где вода бьет из десяти труб. Я обратила внимание на этот фонтан. Я вспомнила, что в доме отца видела похожий фонтан, в который вода поступала по широкому акведуку. Чтобы узнать, устроен ли этот фонтан так же, я однажды восхитилась его великолепием при Тиули и спросила, кто его строил. «Я сам построил его,— ответил он,— и то, что ты здесь видишь, сущий пустяк. Вода поступает в фонтан из ручья, находящегося не меньше чем в тысяче шагов отсюда, по сводчатому акведуку высотой по меньшей мере в человеческий рост. И все это я придумал сам». Услыхав это, я не раз мечтала обрести хоть на миг силу мужчины, чтобы вынуть какой-нибудь камень из кладки фонтана: тогда я убежала бы куда угодно. Так вот, этот акведук я тебе покажу. По нему ты сможешь пробраться ночью в замок и освободить их. Но тебе нужно иметь с собой самое меньшее двух человек, чтобы справиться с рабами, охраняющими сераль по ночам.
Так сказала она, и мой брат Мустафа, хотя он уже дважды обманывался в своих надеждах, еще раз воспрянул духом и понадеялся с помощью аллаха осуществить этот замысел невольницы. Он пообещал ей позаботиться о ее возвращении на родину, если она поможет ему проникнуть в замок. Но тревожила его еще одна мысль: где найти двух или трех верных помощников? Тут он вспомнил о кинжале Орбазана и о его обещании поспешить, если понадобится, ему, Мустафе, на помощь. И он вместе с Фатьмой покинул склеп, чтобы навестить разбойника.
В том же городе, где он превратился во врача, он на последние деньги купил коня и снял у одной бедной женщины в предместье угол для Фатьмы. А сам поспешил к тем горам, где впервые встретился с Орбазаном, и добрался туда за три дня. Вскоре он нашел те шатры и нежданно-негаданно явился к Орбазану, который принял его радушно. Брат рассказал ему о своих неудачах, и во время этого рассказа суровый Орбазан то и дело прыскал со смеху, особенно когда представлял себе врача Хакаманкабудибабу. Но предательство коротышки привело его в ярость. Он поклялся, что повесит его собственными руками, если тот попадется. А брату обещал оказать помощь сразу же, как только тот отдохнет с дороги. Поэтому Мустафа провел эту ночь снова в шатре Орбазана. Но с первыми лучами зари они тронулись в путь, и Орбазан взял с собой трех своих храбрецов, отлично вооруженных и на отличных конях. Они скакали во весь опор и через два дня прибыли в городок, где Мустафа оставил спасенную Фатьму. Затем они доехали вместе с ней до леска, откуда невдалеке виден был замок Тиули. Там они расположились, чтобы дождаться ночи. Как только стемнело, Фатьма провела их к ручью, где начинался акведук, каковой они вскоре и отыскали. Оставив Фатьму и одного из слуг с лошадьми, они приготовились к спуску. Но прежде чем они стали спускаться, Фатьма еще раз повторила им все наперечет, а именно: что через фонтан они проникнут во внутренний двор замка, что там справа и слева, по углам, возвышаются две башни, что за шестой дверью, считая от правой башни, находятся Фатьма и Зораида, которых охраняют два черных раба. Хорошенько снарядившись оружием и ломами, Мустафа, Орбазан и двое других спустились в акведук. Хоть и по пояс в воде, они смело шагали вперед. Через полчаса они дошли наконец до фонтана и сразу же взялись за ломы. Стена была толстая и крепкая, но долго сопротивляться соединенным усилиям четырех мужчин она не могла. Вскоре они сделали пролом, достаточно большой, чтобы свободно пролезть в него. Орбазан пролез первым и помог остальным, и, оказавшись во дворе, все стали разглядывать обращенную к ним сторону замка, чтобы определить нужную дверь. Но их мнения на этот счет разошлись, ибо, считая от правой башни к левой, они наткнулись на замурованную дверь и не знали, пропустила ли ее Фатьма или зачла. Но Орбазан не стал долго раздумывать.
— Мой добрый меч откроет мне любую дверь! — воскликнул он, направившись к шестой двери, и остальные последовали за ним.
Отворив ее, они увидели шестерых спавших на полу черных рабов. Они хотели было тихонько удалиться, поняв, что ошиблись дверью, как вдруг в углу поднялась какая-то фигура и позвала на помощь знакомым голосом. Это был коротышка из лагеря Орбазана. Но черные рабы и опомниться не успели, как Орбазан бросился на коротышку и, разорвав свой пояс надвое, заткнул ему рот и связал за спиной руки. Затем он принялся за рабов, иные из которых были уже наполовину связаны Мустафой и двумя другими, и помог одолеть их окончательно. Приставив рабам кинжал к груди, их спросили, где Нурмахаль и Мирза, и они сказали, что девушки в соседней комнате. Мустафа ринулся туда и увидел Фатьму и Зораиду, которых разбудил шум. Они быстро собрали свои украшения и одежду и последовали за Мустафой. Оба разбойника предложили тем временем Орбазану награбить всего, что попадется под руку, но тот запретил им это, сказав:
— Негоже, чтобы об Орбазане говорили, что он забирается ночью в чужие дома, чтобы украсть золото!
Мустафа и спасенные девушки быстро пролезли в акведук, куда Орбазан обещал вскоре за ними последовать. Когда те удалились, Орбазан и один из разбойников взяли коротышку и вывели его во двор. Здесь они накинули ему на шею шелковый шнурок, который захватили для этого с собой, и повесили его на верхушке фонтана. Наказав так мерзавца за предательство, они тоже спустились в акведук и последовали за Мустафой. Со слезами на глазах девушки стали благодарить своего великодушного освободителя Орбазана. Но тот велел им бежать поскорее, ибо было весьма вероятно, что Тиули-Кос разошлет погоню во все стороны. Глубоко тронутые, Мустафа и спасенные девушки простились на следующий день с Орбазаном. Право же, они никогда его не забудут. А Фатьма, освобожденная невольница, отправилась переодетой в Бальзору, чтобы сесть там на судно и вернуться к себе на родину.
После короткого и веселого путешествия мои брат и сестра прибыли на родину. Радость свидания чуть не убила моего старого отца. На следующий день после их возвращения он устроил большой праздник, в котором участвовал весь город. Брату пришлось рассказать свою историю перед целой толпой родственников и друзей, и все в один голос хвалили его и благородного разбойника. А когда брат закончил рассказ, мой отец встал и подвел к нему Зораиду.
— Теперь,— сказал он торжественно,— я снимаю проклятие с твоей головы. Возьми эту девушку как награду, которую ты заслужил своим рвением. Прими мое отцовское благословение, и пусть не переводятся в нашем городе люди, которые могут сравниться с тобой в братской любви, разумности и усердии! |
