В давние-давние времена жили, сказывают, девять Тукылдыков — дубин бестолковых и один Мимылдык — скромный добряк. На пропитание себе они добывали промыслом — заготавливали в лесу дрова, а потом их сбывали. У Тукылдыков-то, видать, никак дела не шли на лад. Стучат себе попусту, «тук» да «тук», а пока они вдевятером успеют девять саженей дров нарубить, Мимылдык-то, глядишь, и один все десять отмахает. Дюже злило это тех, покоя им не давало. Вот и решили они однажды отомстить за все Мимылдыку: посреди ночи отправились в лес, на вырубку, и подожгли сто его саженей.
Мимылдык встал себе поутру и в лес пошел, на дрова свои посмотреть. И что же он видит: там, где вчера была поленница, одни угли чернеют. Мимылдык же, как ни в чем не бывало, запряг свою лошадь, поставил на арбу (телегу) чуман (короб для груза) погрузил в него весь уголь, сверху торбышой (большое покрывало из грубого холста) покрыл и поехал по деревням.
Долго ли, коротко ли ехал он, приехал, наконец, в одну деревню. На постой попросился к одному баю (богачу), велел самовар поставить, сидит себе, чаи распивает.
А у богача того были три дочери, да все такие озорницы, боже не приведи. Спрашивают непоседы у Мимылдыка:
— Скажи, абый, а что у тебя там, на возу?
— Там у меня золото, — отвечает Мимылдык. — Смотрите, не тревожьте, а то оно у меня с норовом, того и гляди превратится в уголь, зараз сглазите.
Не утерпели девушки, улучили момент, приоткрыли торбышу и заглянули в чуман. А там — надо же! — полный воз черного-пречерного угля.
Подкараулил их Мимылдык — и ну кричать, ну браниться. Тут и хозяин на шум из дому вышел.
— Что такое, что за беда?
— Так, мол, и так, — отвечает Мимылдык. — Дочки твои, егозы, золото мое сглазили. А оно сто тысяч стоило. Бедный я, бедный...
Делать нечего баю, пришлось за проделки дочерей золотом расплачиваться. Своими руками отдал Мимылдыку сто тысяч, проводил его за ворота.
Привез Мимылдык уголь целехоньким домой и вывалил в лабазе на сухое место, а на золото бая стал хозяйство свое поправлять: поставил дом в два этажа, и амбар, и белую баньку, и конюшню построил. Любо-дорого посмотреть. Выезжать начал на хорошем тарантасе, запряженном парой рысаков.
У Тукылдыков сердце кровью обливалось, так и жгло, так и горело от зависти. Вот однажды пришли они всем скопом к Мимылдыку. Он как раз в ту пору палисад красил разноцветными красками, пришли и стали его расспрашивать, как, мол, тебе удалось разбогатеть так скоро? Уж не знаешь ли ты какого секрета? Мы ведь думали тебя с сумой по свету пустить, а ты вон... И откуда тебе такое везение?
Все как на духу рассказал им Мимылдык, как дело было:
— Вот вы сожгли мои дрова, а я собрал весь уголь да в села повез. Там, слышь-ка, золото на уголь меняют. Попробуйте-ка и вы. Может, и вам повезет.
Не успел он так договорить, Тукылдыки сорвались со всех ног бежать в лес. Сожгли они дрова, а уголь погрузили в арбу и повезли в соседнее село. Как только они въехали на деревенскую улицу, все девять на разные голоса принялись кричать как оглашенные:
— Кому уголь?! Уголь кому?! Меняем уголь на золотые монеты. Гей, гей, поторапливайтесь, живо!
Увидели их крестьяне и выскочили кто с дубиной, кто со сковородником, кто с кочергой и ну колотить, ну колотить да приговаривать:
— Болваны вы этакие! Будете знать, как уголь на золото менять!
Еле-еле удалось Тукылдыкам ноги унести. Только тут поняли они, как хитро провел их Мимылдык. Они и дров своих лишились, и тумаков от крестьян вдоволь получили.
Свалили они уголь в свалку за околицей и злые-презлые вернулись к себе в деревню. Во что бы то ни стало решили они отомстить Мимылдыку. Собрались все и ринулись к нему в дом. Но Мимылдык увидел их в окно и успел спрятаться. Тукылдыки стали искать его, но нигде не нашли. Тогда разозлились пуще прежнего и в ярости задушили его мать.
Выбрался Мимылдык из своего укрытия, увидел мать и горько заплакал. Потом вымыл ее тело душистым мылом, одел в чистое платье, на шею бусы повесил, на руки браслеты надел, обернул в дорогое одеяло, посадил на тарантас на пуховую перину, сам сел вместо кучера на облучок и поехал вон со двора.
Долго ли, коротко ли ехал он, но вот приехал, наконец, к тому баю. Не успел он въехать во двор, как дочери бая мигом окружили его и стали тормошить.
— Скажи-ка, абый, а кто у тебя там в тарантасе сидит?
— Это моя сестренка, — отвечает Мимылдык, — вот повез ее в город к родственникам. Пусть погостит.
— Открой одеяло, мы хотим посмотреть, красивая ли у тебя сестренка?
— Что вы, нельзя. Не вздумайте ненароком без меня посмотреть. Чего доброго, сглазите, и она умрет. Уж очень она у меня глаза дурного боится, — ответил Мимылдык и принялся будто лошадей распрягать. Напоил, накормил, а сам все поглядывает, не затеют ли чего девушки.
Не утерпели плутовки, заглянули тайком под одеяло и ужаснулись, увидев там тело мертвой женщины, поскорей отошли в сторону. А Мимылдык увидал это и зарыдал в голос:
— О горе мне, горе, сестренку мою единственную погубили, сглазили байские дочери.
В это время на крыльце дома показался и сам бай.
— В чем дело? — спрашивает, — что стряслось?
— Да вот дочери твои уморили сестру мою, пуще глаз я ее берег...
— Да не убивайся ты так, — говорит ему бай, — за сестру свою можешь выбирать любую из моих дочерей, что по душе придется. Коли ты холост, женись на ней, а нет, так пусть будет тебе сестрой милой, служит при доме, а потом отдашь ее замуж за доброго человека, на свадьбе будешь сидеть на почетном месте.
Выбрал себе Мимылдык из трех девушек самую красивую, женился на ней. После этого схоронил свою мать со всеми почестями, посадил жену рядом с собой на тарантас и повез ее домой.
Прослышали об этом и Тукылдыки, явились к Мимылдыку.
— Где ты разыскал этакую красу? — спрашивают. — И как смог жениться на ней?
— Вы задушили мою мать, — говорит Мимылдык, — а я повез ее в одну деревню и обменял на первую красавицу.
Пришли Тукылдыки домой, убили свою мать, обернули ее в лохмотья, посадили в чуман и повезли в соседнее село.
— Гей, гей, — закричали они, — кто меняет живых на мертвых? Есть тут у нас одна старуха. Выпускайте скорей своих дочерей!
Как услышали это крестьяне, выскочили с дубинками и ну колотить Тукылдыков да приговаривать:
— Экие вы дурни, право слово, да где это слыхано, чтобы живых на мертвых меняли?!
Едва удалось Тукылдыкам ноги унести. Еле живые выехали они за околицу, сбросили тело своей матери в какую-то яму, злые-презлые вернулись к себе домой и стали совещаться. «Надо во что бы то ни стало поймать и утопить этого Мимылдыка», — решили они. И вот они снова ворвались в его дом, заломили руки за спину и связали. Потом положили в рогожный мешок и понесли к реке. «Если его так сбросить, он все равно найдет хитрость, выберется, — думают они, — а надо жердями затолкать его в глубину».
Отправились они домой за жердями. Пока готовили жерди, устали, сели пить чай.
А в это время один пастух пригнал к реке на водопой свое стадо: коров и овец. Смотрит: мешок стоит на берегу. Подошел, потрогал — а там человек сидит.
— Эй, скажи, что ты там делаешь? — спрашивает.
— Да вот залез погреться, — отвечает Мимылдык. — Знаешь, как тут тепло. Хочешь, и ты залезай, только сначала выпусти меня от сюда, а то вдвоем не уместимся.
— Только ты не обмани меня, — просит пастух. Очень уж хочется и ему погреться.
Выпустил он Мимылдыка из мешка, руки ему развязал, а сам поскорей вместо него забрался. Мимылдык завязал мешок и спрятался.
Вскоре и Тукылдыки явились. У каждого в руке длиннущая жердь. Повалили они мешок набок и покатили с берега, столкнули в реку.
Обрадовались Тукылдыки, что наконец-то избавились от Мимылдыка, и довольные пошли к себе домой.
Вот стали они добро Мимылдыка делить.
— Дом будет мой! — кричит один.
— Амбары мне! — орет второй.
— Белая баня моя! — старается перекричать его третий.
— Жеребец мой! — надрывается четвертый.
Так они вконец перессорились и передрались. А Мимылдык между тем спокойненько выбрался из укрытия, куда спрятался было, и пригнал домой всех коров и овец пастуха.
Узнали об этом Тукылдыки, перепугались. Обступили они Мимылдыка и стали расспрашивать, как это удалось ему так неслыханно разбогатеть.
— Да там на дне им и счету нет, видимо-невидимо всякой скотины, выбирай, что твоей душеньке угодно.
— Потопил бы ты и нас, соседушка, — стали его упрашивать Тукылдыки. — Нам тоже хочется разбогатеть.
Долго уговаривали они Мимылдыка, пока он нехотя согласился.
— Ладно уж, так и быть, — говорит,— потоплю я вас один разок. Но только всех потоплю, ни одного не оставлю.
— Не оставляй, соседушка, пожалуйста, не оставляй, — умоляют его Тукылдыки.
Велел им Мимылдык приготовить рогожные мешки да ступать к реке, ожидать его. А сам обещал следом быть.
Сломя головы понеслись Тукылдыки к реке, забрались в мешки, и завязки лыковые наготове держат. Завидели Мимылдыка и кричат:
— Меня первым потопи, меня! Как бы там остальные не разобрали всю лучшую скотину.
— Ничего, не бойтесь, всем достанется, — усмехнулся Мимылдык и стал не спеша топить их одного за другим своими же жердями.
Всех потопил, ни одного не оставил. Так навсегда избавился Мимылдык от Тукылдыков.
|
