Горшеня едет-дремлет с горшками. Догнал его государь Иван Васильевич.
— Мир по дороге!
Горшеня оглянулся.
— Благодарим, просим со смиреньем.
— Знать, вздремал?
— Вздремал, великий государь! Не бойся того, кто песни поёт, а бойся того, кто дремлет.
— Экой ты смелый, горшеня! Люблю этаких. Ямщик, поезжай тише. А что, горшенюшка, давно ты этим ремеслом кормишься?
— Сызмолоду, да вот и середовой (Середовой человек — человек средних лет, между 30 и 50 годами) стал.
— Кормишь детей?
— Кормлю, ваше царское величество! И не пашу, и не кошу, и не жну, и морозом не бьёт.
— Хорошо, горшеня, но всё-таки на свете не без худа.
— Да, ваше царское величество. На свете есть три худа.
— А какие три худа, горшенюшка?
— Первое худо: худой шабёр (сосед), а второе худо: худая жена, а третье худо: худой разум.
— А скажи мне, которое худо всех хуже?
— От худого шабра уйду, от худой жены тоже можно, как будет с детьми жить; а от худого разума не уйдёшь — всё с тобой.
— Так, верно, горшеня! Ты мозголов. Слушай! Ты для меня — а я для тебя. Прилетят гуси с Руси, пёрышки ощиплешь, а по-прави́льному покинешь!
— Годится, так покину — как придёт, а то и наголо.
— Ну, горшеня, постой на час! Я погляжу твою посуду.
Горшеня остановился, начал раскладывать товар. Государь стал глядеть, и показались ему три тарелочки глиняны.
— Ты наделаешь мне этаких?
— Сколько угодно вашему царскому величеству?
— Возов десяток надо.
— На много ли дашь время?
— Месяц.
— Можно и в две недели представить, и в город. Я для тебя, ты для меня.
— Спасибо, горшенюшка!
— А ты, государь, где будешь в то время, как я представлю товар в город?
— Буду в дому у купца в гостях.
Государь приехал в город и приказал, чтобы на всех угощениях не было посуды ни серебряной, ни оловянной, ни медной, ни деревянной, а была бы все глиняная.
Горшеня кончил заказ царский и привёз товар в город. Один боярин выехал на торжище к горшене и говорит ему:
— Бог за товаром, горшеня!
— Просим покорно.
— Продай мне весь товар.
— Нельзя, по заказу.
— А что тебе, ты бери деньги — не повинят из этого, коли не взял задатку под работу. Ну, что возьмёшь?
— А вот что: каждую посудину насыпать полну денег.
— Полно, горшенюшка, много!
— Ну, хорошо, одну насыпать, а две отдать — хочешь?
И сладили.
— Ты для меня, а я для тебя.
Насыпают да высыпают, сыпали, сыпали… денег не стало, а товару ещё много. Боярин, видя худо, съездил домой, привёз ещё денег. Опять сыплют да сыплют — товару всё много.
— Как быть, горшенюшка?
— Ну что, не жадал (не ожидал)? Нечего делать, я тебя уважу — только знаешь что: свези меня на себе до этого двора, отдам и товар и все деньги.
Боярин мялся, мялся — жаль и денег, жаль и себя; но делать нечего — сладили. Выпрягли лошадь — сел мужик, повёз боярин; в споре́ дело. Горшеня запел песню, боярин везёт да везёт.
— До коих же мест везти тебя?
— Вот до этого двора и до этого дому.
Весело поёт горшеня, против дому он высоко поднял. Государь услыхал, выбег на крыльцо — признал горшеню.
— Ба! Здравствуй, горшенюшка, с приездом!
— Благодарю, ваше царское величество.
— Да на чём ты едешь?
— На худом-то разуме, государь.
— Ну, мозголов, горшеня, умел товар продать! Боярин! Скидай строевую одежду и сапоги, а ты, горшеня, кафтан, и разувай лапти; ты их обувай, боярин, а ты, горшеня, надевай его строевую одежду. Умел товар продать! Не много послужил, да много услужил — а ты не умел владеть боярством. Ну, горшеня, прилетали гуси с Руси?
— Прилетали.
— Перышки ощипал, а по-прави́льному покинул?
— Нет, наголо, великий государь, — всего ощипал. |
