Старуха сварила во щах гуся. Приходит к ней на квартиру солдат…

— А что, служивый, — спрашивает старуха, — не бывал ли ты в городе Горшанске, не знавал ли там Гагатея Гагатеевича?

— Как не знать! Только теперь его там нету: Гагатей Гагатеевич вышел оттудова в город Кошелянск (от слова: кошель), в село Заплечанское, а наместо его в город Горшанск приехал Плетухан Плетуханович, сын Ковырялкин (От слов: плести и ковырять).

Жила-была баба, у ней было три сына. Встали они ранёхонько, пошли в поле, застрелили журавля, принесли к матери:

— Свари, матушка, к обеду!

А сами поехали сено косить. На ту пору зашли к бабе солдаты — люди дорожные; налила она им щей и говорит:

— Загадаю вам загадку.

Шли солдаты прохожие, остановились у старушки на отдых. Попросили они попить да поесть, а старуха отзывается:

— Детоньки, чем же я вас буду потчевать? У меня ничего нету.

А у ней в печи был варёный петух — в горшке, под сковородой. Солдаты это дело смекнули; один — вороватый был! — вышел на двор, раздёргал воз со снопами, воротился в избу и говорит:

— Бабушка, а бабушка! Посмотри-ка, скот-ат у тебя хлеб ест.

Жила-была старуха, у ней было два сына: один-то помер, а другой в дальню сторону уехал. Дня три спустя как уехал сын, приходит к ней солдат и просится:

— Бабушка, пусти ночевать.

— Иди, родимый. Да ты откудова?

— Я, бабушка, Никонец, с того свету выходец.

В некотором царстве стояла небольшая деревня; в этой деревне жили два брата; один помер, и остался после него сын — записной вор Сенька Малый. Уж куда-куда ни отдавал его отец в науку — всё не вышло толку.

— Что ж ты не учишься? — спрашивают, бывало, у него отец с матерью. — Али целый век хочешь дураком изжить?

А Сенька так и брякнет в ответ:

— Коли хотите вы от меня хлеб-соль видеть, отдайте воровству учиться; другой науки и знать не хочу!

Жил-был мужик; у него было три сына. Повёз отец большого сына в лес; возил его, возил, вот парень увидал берёзу и говорит:

— Батюшка! Если б сжечь эту берёзу на уголья, завёл бы я себе кузницу и пошёл молотком постукивать да денежки выколачивать.

— Ну, — думает мужик, — в этом сыне будет прок!

Живал-бывал Наум. Вздумал Наум воровать идти. Пошёл один; попался ему навстречу Антон.

— Ты куда, Наум?

— Взбрело мне на ум воровать идти; а ты куда, Антон?

— Я сам думаю о том!

— Ну так пойдём вместе.

У барина был старик-слуга, такой верный, что всем домом один управлял; а сын его Климка не в батьку пошёл, с малолетства воровать научился. А ему ли не было холи и воли? Отец водил его, словно ягодку, в красной рубашке, в новых сапожках. Так нет, нечестивого дарами не удари́шь.

— Пойду, — говорит, — батюшка, уведу вола.

— Не ходи, каналья! Тебе там голову сорвут.

Жил старик со старухою; народился у них сын Матроха (Митроха (Димитрий); ради игры слов имя это сближается в сказке со словом: мотрошить — худо торговать, в переносном смысле: воровать), стал подрастать, стала мать говорить старику:

— Поведи сына, отдай куда-нибудь в науку!

Старик собрался и повёл сына в город; идут они дорогою, и попадается им навстречу мужик:

— Здорово, старичок! Зачем идёшь, куда путь держишь?

— Да вот, родимый, сына в город веду, в науку отдавать хочу.

Жил барин именитый, у него был крестьянин Каныга, по прозвищу Лыга; сам барин так его прозвал за то, что дюже много облыгал (лыгать — лгать). Вот посылает барин:

— Призовите, — говорит, — ко мне Каныгу-Лыгу.

Лыга пришёл.

— Ну что, Каныга! — говорит барин. — Сказывают, ты дюже фастаешься, что ты хитёр на разные этакие проворные дела. Уведёшь ли ты крестьянских лошадей?

Был старик со старухою, у них сын Климка. Думали-гадали, в какое мастерство отдать его учиться, и придумали отдать вору на выучку. Долго ль, коротко ль, скоро сказка сказывается, не скоро дело делается; жил Климка у мастера-вора, да и выучился воровать на славу; не ведал только, как у сороки яйца красть.

— Пойдём, — говорит мастер Климке, — я покажу тебе, как у сороки яйца крадут. Показал бы я тебе, как штаны с живого человека снять, да сам не умею!

Вот полез мастер на дерево; яиц у сороки украсть не удалось, а Климка штаны с него стибрил.

— Нечему мне тебя учить, — говорит мастер Климке, — ты сам меня научишь!

Жил-был старик со старухою; у них был сын по имени Иван. Кормили они его, пока большой вырос, а потом и говорят:

— Ну, сынок, доселева мы тебя кормили, а нынче корми ты нас до самой смерти.

Отвечал им Иван:

— Когда кормили меня до возраста лет, то кормите и до уса́.

В Москве белокаменной жил один парень в работниках; задумал на лето в деревню идти и стал просить у хозяина расчета. Только не много пришлось ему получать денег, всего-навсего один полтинник. Взял он этот полтинник и пошёл за Калужскую заставу; смотрит — сидит на валу слепой нищий и просит Христовым именем подаяния. Мужик подумал-подумал и сжалился; подал ему полтинник и сказывает:

— Это, старичок, полтинник; прими из него Христа ради семитку (монета в 2 копейки), а сорок восемь копеек дай мне сдачи.

В некотором царстве был-жил барин; у того барина были лакей да кучер; лакей прозывался Брюхо, а кучер Ребро. В одно время украли они из барского сундука жемчуг. Барин хватился — нет жемчугу! Позвал своих людей.

— Признавайтесь, — говорит, — вы украли?

— Никак нет! Знать не знаем, ведать не ведаем.

В одном селе жила-была старуха старая, а у ней был сын не велик и не мал, такой, что ещё в поле не сможет хорошо работа́ть. Вот они дожили до того, что им пришлось — и перекусить нечего; вот тут-то задумалась больно старуха, думала себе, гадая крепку думушку, как им быть и на белу свету жить, да чтобы и хлебушка был.

‎Думала-думала и вздумала думу, да и гуторит своему мальчуге:

— Сынок, поди хоть ты, уведи у кого лошадушек и привяжи их в таком-то кусте да сена дай, а потом отвяжи опять, и отведи в этакую-то лощину, и там поколь (Поколь, покель — пока) пусти их.

Пришёл солдат в деревню и просится ночевать к мужику.

— Я бы тебя пустил, служивый, — говорит мужик, — да у меня свадьба заводится, негде тебе спать будет.

— Ничего, солдату везде место!

— Ну, ступай!

Жил-был старик да старуха. Пришёл бурлак и просится ночевать. Старик пустил:

— Пожалуй, ночуй, только с таким уговором, чтобы всю ночь сказки сказывал.

— Изволь, буду сказывать.

Ну, вот хорошо; полез старик с бурлаком на полати, а старуха сидит на печи — лён прядёт. Бурлак и думает про себя: «Дай-ка, разве подшутить над ним!» — и оборотил себя волком, а старика медведем.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был матрос; служил царю верно, вёл себя честно, потому и начальство его знало. Отпросился он раз с корабля походить по городу, надел свой парусинник и пошёл в трактир; сел за стол и потребовал себе и вина и закусок: ест, пьёт, прохлаждается! Уж рублей на десять забрал, а всё не унимается: то того, то другого спрашивает.

— Послушай, служба, — говорит ему половой, — забираешь ты много, а есть ли у тебя чем рассчитаться?

— Эх, братец, о деньгах, что ли сумневаешься? Да у меня денег куры не клюют.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь Агей. У этого царя были корабли, ездили воевать в другие страны, и напал на них нечаянно-негаданно сильный неприятель. На одном корабле был на ту пору Иван-бурлак; видит беду неминучую, ухватился за мачту и повёл корабль под воду, отплыл от неприятеля с версту и вынырнул наверх. Доложили про то дело царю, и царь отпустил его на волю. Ходит бурлак по всему царству; только про Иванушку слава хороша, а в кармане нет ни гроша! Да уж что говорить про деньги, коли не было у него ни кола, ни двора, принуждён был искать себе квартиру, где бы от тёмной ночи укрыться, от дождя схорониться.

Одна поповна, не спросясь ни отца, ни матери, пошла в лес гулять и пропала без вести. Прошло три года. В этом самом селе, где жили её родители, был смелый охотник: каждый божий день ходил с собакой да с ружьём по дремучим лесам. Раз идёт он по́ лесу; вдруг собака его залаяла, и песья шерсть на ней щетиною встала. Смотрит охотник, а перед ним на лесной тропинке лежит колода, на колоде мужик сидит, лапоть ковыряет; подковырнет лапоть, да на месяц и погрозит:

— Свети, свети, ясен месяц!

Жил-был мужик, была у него жена-красавица; крепко они любили друг дружку и жили в ладу и согласии. Ни много, ни мало прошло времени, помер муж. Похоронила его бедная вдова и стала задумываться, плакать, тосковать. Три дня, три ночи бесперечь слезами обливалась; на четвёртые сутки, ровно в полночь, приходит к ней бес в образе её мужа. Она возрадовалась, бросилась ему на шею и спрашивает:

— Как ты пришёл?

— Да слышу, — говорит, — что ты, бедная, по мне горько плачешь, жалко тебя стало, отпросился и пришёл.

Едет дорогою горшечник; навстречу ему прохожий:

— Найми, — говорит, — меня в работники!

— Да умеешь ли ты горшки делать?

— Ещё как умею-то!

Вот порядились, ударили по рукам и поехали вместе. Приезжают домой, работник и говорит:

— Ну, хозяин, приготовь сорок возов глины, завтра я за работу примусь!

Был-жил мужик, у него было три сына. Жил он богато, со́брал два котла денег — один закопал в овине, другой в воротах. Вот помер этот мужик, а про деньги никому не сказал. Однажды был на деревне праздник; шёл скрипач на гулянку и вдруг провалился сквозь землю; провалился и попал в ад, прямо в то место, где богатый мужик мучился.