Жил на свете охотник. Похоронил он жену, остался с сыном лет пятнадцати. Взял он за себя другую женщину, а та невзлюбила его. По соседству старуха жила, молодушка частенько к ней заходила.
— Бабушка, милая, — говорит, — научи, как быть. Не люблю я мужа, ушла бы, да добра у него много, жалко мне бросать. Подскажи, вразуми. Стал бы он слепым и глухим, привела бы я в дом дружка милого и жила бы в свое удовольствие.
Приходит женщина раз, второй, совсем надоела. Говорит соседка:
— Ничем не смогу помочь тебе, да и что тут скажешь?
Как-то заглянул к старушке сам охотник, разговорились. Сказала старая:
-— Ты не знаешь, сосед, а жена не любит тебя. И уйти не желает. Хочет она, чтоб ты ослеп и оглох, привела бы она тогда дружка своего милого. «Ты, — говорит, — долгую жизнь прожила, научи, что мне делать».
Советует охотник:
— Придет еще, скажи ей так: есть в лесу вырубка, на ней дуплистый вяз стоит. Ступай, мол, к тому вязу, расскажи ему, что у тебя на сердце, он научит.
Пошла как-то молодая женщина к соседке, та и сказала ей все, как охотник велел.
Просит жена мужа:
— Девушки в лес по ягоды идут, отпусти меня с ними.
— Иди, если недолго, скучно мне, когда тебя дома нет, — хитрит муж.
— Я скоро вернусь, — отвечает жена.
Идет она с соседскими девушками долгой, кружной дорогой, а старик прямиком через ручей бежит. Влез в дупло, жену поджидает. А ей не до ягод, скорей к заветному вязу идет.
Пришла и говорит:
— Ах, дерево могучее, ветвистое, есть у меня тайна одна, поведала бы тебе, да не знаю, станешь ли слушать.
— Говори, — вещает старик из дупла сиплым голосом.
— Вышла я за старика, — начала женщина. — Не мил он мне, а уйти не хочу: хозяйство у него крепкое. Ответь, как сделать, чтоб ослеп и оглох он, тогда привела бы я в дом дружка милого и радовалась бы.
Говорит старик из вяза:
— Хочешь, чтобы муж ослеп и оглох — корми его пожирнее. Вот и теперь, как пойдешь домой, не забудь масла прихватить.
Выслушала женщина и побежала к девушкам.
— Я ни одной ягодки не нашла, пойдемте домой, — говорит.
Домой идут все той же дорогой. Старик раньше прибежал. Женщина купила по пути масла. Дома старик и спрашивает:
— Много ли ягод набрала, жена?
— Нет там никаких ягод, — отвечает женщина. — И чего люди в лес ходят? Хоть бы лапти пожалели.
— Кузовок-то не пустой у тебя, — говорит старик.
— А чего, думаю, с пустыми руками возвращаться? Дай хоть масла домой принесу.
— Вот и умница, — хвалит старик жену.
Старается женщина, сытно старика своего кормит, масла не жалеет. А тот жалуется притворно:
— Что-то с глазами моими стало, будто туман кругом. И уши закладывает.
Радуется женщина: «Знать, не напрасно я к вязу ходила». И щедрее прежнего маслом еду сдабривает. Старик опять говорит:
— Совсем черно кругом.
Вскоре и слышать вовсе перестал.
— Дай-ка, — говорит, — клюку мне, влезу на печь и лягу там. Ты уж о сыне моем хорошо позаботься.
Постелила ему женщина на печи. Сама взяла ведра, коромысло, за водой пошла. А за ней джигит коня на водопой ведет. Говорит ему женщина:
— Приходи ко мне сегодня в гости.
А джигит спрашивает:
— Дед-то дома?
— Да что там дед? Он теперь слеп и глух, как чурка, лежит себе на печи, полеживает.
Приходит джигит, на почетное место садится. Стали они чай пить, приятную беседу вести. А тут мальчишка из школы вернулся. Старик его подзывает.
— Это ты, сынок? Дверь вроде стукнула. Подойди-ка ко мне. Я, дитя мое, всю жизнь охотой занимался, никогда голодным не бывал, бедности не знал. Обучись и ты моему ремеслу. Глаза мои не видят, уши не слышат, ты уж сам соображай что к чему. Достань-ка ружье, что над дверью висит, научу тебя заряжать.
Направил он дуло джигиту в голову и показывает сыну:
— Вот сюда пороху насыпь, сюда пистон вложи. — Приговаривая так, ружье заряжает. — Как увидишь дичь, прицелься хорошенько и не спеша нажми вот этак...
Нажал он курок — грохнул выстрел. У джигита над самой головой просвистело.
— Сынок, почудилось мне, что выстрел был. Не попало ли в мать? С одного разу научиться трудно, надо еще разок попробовать, — говорит старик и на этот раз направляет дуло джигиту в грудь. — Вот так, так, сынок. Вставляй пистон и нажимай.
Спустил старик курок — джигит упал замертво. Вскочила тут женщина:
— Ах ты, старый боров, сгубил человека! Куда же я его средь бела дня дену?
Стащила джигита на пол, завернула в рогожку и затолкала до вечера под сэке (сплошные нары, обычно в переднем углу избы, использовались вместо стола и кровати.).
Как стемнело, положила женщина джигита в телегу и повезла на чужой пчельник, там прислонила возле улья, сунула в одну руку краюху хлеба, в другую — ложку.
А старик, едва закрылась за женой дверь, слез с печи и сел на сэке. И глаза теперь видят, и уши слышат. Дождавшись жены, набросился на нее:
— Ты чего это людей губишь, по ночам с покойниками носишься? Думаешь, без глаз меня оставила, слуха лишила?
— Ой, старик, голубчик, виновата я. Впредь не стану такими делами заниматься, умнее буду, — говорит женщина.
На рассвете смотрит сторож: в пчельнике кто-то чужой стоит. Думает: «Видно, за медом пришел».
— Эй ты, чего там делаешь? За чужим добром охотишься?
А тот молчит. Сторож раз окликнул, другой.
— Так ты и слушать меня не желаешь? — говорит.
Сходил за ружьем. Снова кричит, а тот в ответ ни гу-гу. Выстрелил сторож —джигит упал. А улей-то пустой оказался.
«Напрасно человека загубил», — сокрушается сторож. А невдалеке озеро было. Потащил джигита туда. У берега — лодка. Решил сторож посадить джигита в лодку: «Пусть не думают, что я убил». Джигит в лодке, как живой, сидит, тихо плывет, подгоняемый ветром.
Берега озера камышом поросли, а в камыше дикие утки. На берегу охотник стоит.
— Не плыви туда, не плыви! — кричит он джигиту, а тот не слушает, плывет.
Испугавшись крика, утки поднялись в воздух и улетели.
— Ах ты, проклятый, — ругается охотник, — всех уток мне спугнул! Так получай же — хоть заряд не пропадет! — тоже выстрелил.
Так один человек по вине женщины трижды убит был.
|
