Женился раз один парень. Досталась ему в жены красавица. Зажили они дружно, счастливо, небольшой дом себе построили.
А по соседству мулла жил. Молодая женщина к его колодцу за водой ходила. И надо же, приглянулась она мулле. Вот ведь распущенность до чего доводит: разгорелись у старика глаза на чужую жену. Только ступит она с ведрами и коромыслом к нему во двор, он сразу покашливать начинает. Терпела молодица, терпела да и пожаловалась мужу:
— Скажи, как быть? Только завидит меня мулла-абзый тут же начинается: «кхе» да «кхе». При других-то женщинах не кашляет.
А супруг у нее смелый и вообще крутой мужик был.
— Ты тоже покашляй в ответ, — говорит. — После расскажешь, что из этого получится.
В тот день женщина уж не ходила больше за водой, пошла на следующий. Хазрет у себя во дворе метет. Увидел соседку и давай кашлять. Та не растерялась, тоненько так вторит ему — «кхе-кхе». Мулла от неожиданности чуть метлу не выронил. «Ого, — думает, — да тут дело-то не безнадежно». Подходит к колодцу, хочет помочь женщине:
— Дай-ка сам подниму журавль.
— Нет, мулла-абзый, — отвечает она, поглядывая из-за краешка платка, — тебе тяжело будет, да и я спешу, дел у меня много, надо хлебы испечь.
— Э-э, голубка, не сбегут от тебя твои хлебы, — говорит мулла.
— Не в том дело. Муж на мельницу собирается, может, там и заночует, без хлеба туго ему будет.
— Да ты, оказывается, в доме одна остаешься. То-то, гляжу, пригорюнилась голубка...
— Да и как тут не пригорюниться? — отвечает соседка, — скучно ведь, мулла-абзый, без мужа-то...
— Хи-хи, не грусти, душа моя, — говорит хазрет, — сам вечерком загляну к тебе, утешу, калитку в огороде открытой оставь.
— Ну что ты, мулла-абзый, я соседей боюсь, да и муж ведь узнать может, — отвечает женщина.
— Добро, добро, — кивает мулла, — очень правильно говоришь. Только в писании сказано, что перед муллой все двери открываться должны. Аллах милостив, не бойся, все будет хорошо.
— Я подумаю, —говорит женщина.
Дома она весь разговор до малейших подробностей мужу пересказала. Тот места себе не находит от ярости. «Ну погоди у меня, старый шайтан (черт, бес), — думает, — я отучу тебя за чужими женами увиваться!» А жене говорит:
— Если придет, впусти его. Я на мельнице не задержусь. Приеду, такого ему покажу — свету белому не рад будет!
Запряг он лошадь и поехал, жена дома осталась. Вечером открыла она калитку в огороде, поставила самовар, ждет муллу. Тот явился вскоре.
— Проходи, хазрет, — говорит женщина, — гостем будь, чайком угощу тебя.
— Спасибо, — отвечает мулла, — чайком как-нибудь после побалуемся, а теперь, пожалуй, самое время делом заняться. Муж у тебя, слышно, крутого нраву, как бы не вернулся, Аллах да убережет нас от такой напасти.
— Что правда, то правда, — соглашается хозяйка, — если муж рассердится, как тигр свирепый делается. Только ты не бойся, не вернется он сегодня. Если не выпьешь хотя бы чашечку, обидишь меня.
Уступил мулла. Пьет чай, а сам как на иголках сидит. После первой хозяйка вторую чашку наливает. Потчует-угощает, еще наливает. Пригубил мулла третью чашку и отодвинул. Говорит:
— Довольно, голубка. За вкусный чай спасибо. Теперь давай побалуемся.
Не успел он встать, как послышался стук в окно.
Женщина вскочила.
— Все, пропали, хазрет, муж вернулся!
Побледнел мулла от страха, торопит хозяйку:
— Говори скорее, куда, мне спрятаться!
— Лезь под стол, — говорит женщина, — да смотри, сиди смирно.
Спрятался мулла. Побежала женщина мужу ворота открывать.
— Ты почему так рано? — спрашивает, а сама глазами под стол показывает. — Народу разве мало было?
Муж отвечает спокойно:
— Никого не было. А ну-ка, налей мне чайку, в горле пересохло. Спасибо, женушка, что самовар поставить догадалась.
Сел он за стол, а перед ним чашка с недопитым чаем.
Кого это ты тут потчуешь? Чья это чашка? — спрашивает.
Схватил он чашку и выплеснул под стол, хазрет аж подскочил от неожиданности.
— Ага, — говорит муж, — да тут сидит кто-то!
Наклонился он и вытащил муллу из-под стола.
— Да это же мулла-абзый! — кричит, — Ах ты, старый шайтан, так вот чем ты занимаешься, когда мужей дома нет, — жен их с пути сбиваешь?! Сейчас я душу из тебя вытряхну.
Мулла умоляет, ползает перед ним на коленях:
— Ради Аллаха, отпусти меня, не убивай!
— Нет тебе пощады! Молись напоследок! Жена, неси топор!
Не хочется мулле с жизнью расставаться, плачет он мутными слезами.
— Умоляю, отпусти меня, я больше не буду, — говорит.
Услышав эти слова, вышел крестьянин за дверь, несет мешок пшена, ступу и пест.
— Вот, — говорит, — перемелешь все это до утра — цел будешь. А не сделаешь — пеняй на себя!
Мулле жить охота, принялся он за работу. А дому — польза. Пыхтит мулла, старается, а у самого уж сил нет, мозоли на руках от непривычной работы. А хозяин передохнуть ему не дает, чуть остановится, топор показывает. До самого утра трудился, а зерно в мешке все не кончается.
Поставил его молодой муж на ноги.
— Никудышный из тебя работник, как погляжу. Этак и трех дней тебе мало будет. Пошел вон, абыстай уж заждалась, наверно! И больше чтоб не развратничал! — Дал ему пинка и выгнал за дверь.
Много дней прошло с той ночи, а мулла на пути молодой женщины ни разу не встретился. Увидела она его как-то, а тот отворачивается.
— Здравствуй, мулла-абзый, как поживаешь? — сказала женщина.
— Чего ухмыляешься, сатана, или крупа у вас перевелась? — ответил ей мулла.
|
