В давние времена жил да был некий человек. Звали его в народе Плут Тимер. О плутовстве его знали во всех краях. И боялись его многие, а пуще всего баи (богачи). Он так и норовил чем-нибудь досадить им.
В один из дней, потеряв терпение, собрались баи все вместе и сообща сочинили падишаху жалобу. Падишах, получив жалобу на Тимера, сильно разгневался.
— Я живо найду управу на этого плута-обманщика, — закричал он, — отрублю ему голову!
Досталось и баям, испугавшимся какого-то обманщика. Отбранившись, приказал своим визирям (министр, советник падишаха):
— Покуда не изловите Тимера-обманщика, мне на глаза не попадайтесь!
Визири облазили, обшарили многое множество городов больших и малых, но, однако, нигде Тимера найти не смогли. С повинной головой вернулись во дворец. Пуще взыграло в падишахе ретивое. Еще пуще возжелалось ему изловить неуловимого Тимера, изловивши, приказать такое, что вовек не сделаешь, а ежели не сделает, отрубить ему голову. И падишах еще раз послал своих визирей на поимку Тимера.
Долго ли, коротко ли искали визири Тимера, однако нашли. В небольшом городе, на самом краю падишахских владений. Нашли и пояснили ему, что да как и зачем они посланы. Тимер, ни словом не поперечив им, склонил покорно голову и сказал:
— Против воли падишаха как пойти,— и отправился вместе с визирями ко дворцу.
Увидев, что с визирями идет какой-то незнакомец, падишах превелико возрадовался: «Вот он, попал в мои руки, плут-обманщик, которого никто из владык изловить не мог. Отрублю ему голову, покажу всему миру, кто я таков!» Так возрадовался падишах. А Тимера встретил ласково, хорошо приветил. Визирям же на радостях повелел отдыхать ровно три дня и три ночи.
Потом падишах повел Тимера в свои покои, накормил его вкусно да сытно и, когда тот насытился, грозным и властным голосом повел такие речи:
— Слышал я, будто ты плутовством и обманом многих баев оставил нищими, а их богатства роздал бедным и ни разу не попался. За эти проделки беззаконные тебя следует лишить жизни. Но прежде вот тебе мое повеление. Не исполнишь — голова с плеч!
— Слушаюсь и повинуюсь, что изволите, то и сделаю, — отвечал Тимер на такие речи падишаха.
— Вот у меня, — все так же грозно и властно продолжал падишах, — есть бык могучий и свирепый. Он в крепком амбаре за двенадцатью дверьми, у каждой двери стоит стражник, все двери на замке, а ключи у стражников. Пойди и укради быка!
«Да это мне раз плюнуть», — подумал Тимер и, выйдя из падишахского дворца, направился в дальний конец города и встал там у одной бедной старушки в ветхой избушке на постой.
Там он поел, насытился, а потом снял с себя всю одежду, надел старушкину и, сгорбившись, с ведерком да черпаком подался из избушки. Зайдя в лавку, купил полное ведро сладкого-пресладкого и хмельного-прехмельного вина и, когда стемнело, пошел-поковылял к падишахскому дворцу. Подошел к дворцу и, потирая кончиком платка глаза, принялся жалостливо смотреть на молодого стражника у кованых ворот.
— Чего ты на меня уставилась, бабка? — не вытерпел стражник.
Тимер ему в ответ:
— У меня тоже есть сынок. Что ты, что он — как вылитые. Тоже на службе. Посмотрела я на тебя, посмотрела и жалко мне стало сыночка своего до слез: стоит, небось, как и ты, недвижим день-деньской и даже присесть не может. Тяжела, небось, служба, сынок?
— Да уж не легка, — ответствовал стражник и в свой черед спросил: —А куда это ты, бабушка, с ведерочком направилась?
Тимер горестно вздохнул:
— Никуда я не иду, сынок. Сам знаешь, каково нам, бедным людям: пивка вот наварила, думала продам, глядишь прибыток какой-никакой окажется. Да не получилась торговля-то: ни черпака не продала. А дома и хлеба ни кусочка. Как быть, чего делать — ума не приложу.
Стражник полез в карман и достал два гроша.
— Бабушка, вот все мои деньги. Нальешь своего пивка?
— Э-э, сынок! Не нужны мне твои деньги, они тебе еще пригодятся. У меня хоть и есть нечего, я все ж таки не в кабале, как ты. Я тебе так налью. За сыночка моего, который тоже на службе, выпьешь! — И Тимер протянул стражнику полный черпак вина — сладкого-пресладкого и хмельного-прехмельного.
Стражник с жадностью выпил вино. А Тимер, зная, какова сила этого вина, встал рядком со стражником, завел с ним разные речи. Стражник, как тому и полагалось быть, вскорости захмелел и сказал заплетающимся языком:
— Бабушка, налей-ка мне еще черпак, ежели не жалко.
Тимер подал еще черпак. Подал и присел на лавочку, что была вкопана у самых дворцовых ворот. А вино-то уж совсем забродило-зашумело в голове стражника, и ноги стали подкашиваться. Он плюхнулся на лавочку и начал бормотать, как тяжко ему на службе, как горестно. Пьян, пьян, а, оказалось, смекает, потому как научил Тимера:
— Бабушка, ежели кто спрашивать станет, чего ты тут делаешь, говори: «Вот к сыночку пришла, соскучилась».
Только-только сказал он так, изнутри ворот послышалось:
— Эй, с кем это ты там разговариваешь?
Тимер, сделав вид, будто испугался, поковылял прочь. Только стражник усадил его снова на лавочку.
— Ты не бойся, бабушка, не бойся, это сотоварищ мой, он быка караулит.— А сам тихонько в щелочку ворот: — Эй, земляк, земляк, поди-ка сюда, тут матушка моя гостинцев принесла!
Из ворот вышел сотоварищ стражника и тоже угостился вином.
А стражник, который первым испробовал вина и крепко захмелел, подмигнул Тимеру и шепнул ему на ухо:
— Сейчас пойдешь со мной, я тебе деньги заплачу. — А потом громко, чтобы сотоварищ его слышал, сказал: — Матушка, тут нас глаз чужой углядеть может, идем за ворота. Там у меня еще сотоварищи есть, они тоже по пивку стосковались, угостишь их.
— Что ты, что ты, сынок, — будто в страхе смертном замахал руками Тимер. — Чего доброго, учует падишах!
Оба стражника в ответ:
— Не бойся, матушка. Тут падишахи не ходят. Кроме нас, стражников, тут даже ни одной собаки нет.
Так получилось, что напоил Тимер всех двенадцать стражников, сам для храбрости хлебнул остатки, потом вынул из карманов у повалившихся, где сон хмельной застиг, стражников ключи, вывел из амбара быка и увел к старушке, у которой на постой встал. Там он быка зарезал, отдал мясо хозяйке избы, чтобы сварила, а шкуру быка й ведерко крови припрятал. Потом он досыта поел мяса и лег спать.
А падишах тем временем, думая про Плута Тимера, ворочался с боку на бок в своей постели и уснул только перед рассветом. Проснулся он ни свет, ни заря и, не евши, не пивши, пошел проведать своего быка. Все двенадцать стражников стоят на своих местах. Стоят и не дышат, чтобы падишах запаха хмельного не учуял. Падишах открыл амбар, а быка и след простыл. Падишах набросился на стражников с бранью, от великого гнева ногами затопал, закричал.
— Дармоеды вы и бездельники! Службу надо нести как следует, не спать-храпеть! Почему-отчего не изловили Плута Тимера?
Стражники ответствовали:
— Мы ничего не ведаем. Мы всю ночь во все глаза смотрели, во все уши слушали.
Что пьяные были и спали беспробудно, они, надобно полагать, не сказали.
Падишах призвал к себе визирей и приказал им пойти к Тимеру и привести быка.
Тимер спровадил падишахских посланников такими словами:
— Что у богатого крадут, того ему не отдают. Бык был — быка нет, мясо было — мяса нет.
Визири, ни капли не прибавляя, ни капли не убавляя, донесли слова Тимера до ушей падишаха. От гнева аж вздулся падишах, как индюк: «Я непременно должен отрубить ему голову!»
Три дня и три ночи думал падишах, какую бы такую задачку задать Тимеру, которую бы тот вовек не решил. Наконец придумал и обрадовался сильно: «Вот тут он не вывернется, попадет его голова под топор!»
Призвал падишах Тимера к себе и повел такие речи:
— Ты, вижу я, насмехаешься надо мной, над своим падишахом! Быка увел из-под носа моих верных стражников и зарезал. Но, однако, не уйти тебе от моей кары! Вот тебе еще одно мое повеление. Не исполнишь — голова с плеч!
Тимер на такие грозные речи ответствовал:
— Слушаю и повинуюсь, что повелите, то и сделаю!
И сказал тогда падишах:
— У меня есть восемнадцать самых лучших солдат. Они обряжены в самые лучшие одежды. Лиши их одежды, и чтобы было это средь бела дня, и чтобы они даже ухом не повели!
— Будет исполнено, — ответствовал Тимер и отправился в избушку, где стал на постой.
А падишах, глядя ему вослед, пробормотал:
— На этот раз ты попался, плут-обманщик. Уж солдатам своим я крепко-накрепко накажу, чтобы смотрели в оба.
Тимер как пришел домой, сразу лег спать. Спал он до самой полуночи. А когда настала полночь, поднялся с постели, поел, попил, достал припрятанную шкуру падишахского быка и пошел в сад, где падишах каждое утро совершал прогулку.
Сад этот был очень красив и прехитро мудро сделан. Он стоял посередь воды, как остров в море-океане, и только один мостик узенький соединял его с покоями падишаха. Тимер со шкурой на плече переплыл на лодочке в сад. И ни одна душа его не приметила, даже солдат, мостик стороживший. В саду Тимер стесал четыре кола и воткнул их посередь воды. Потом натянул на колья шкуру, крепко-накрепко привязал за ноги, голову задрал кверху. Глянешь со стороны — тонет бык, только хребтина да голова торчат из воды. Пока Тимер делал это дело, уж начало светать. Тимер, хоть и устал очень, не улегся на травку отдохнуть, а спрятался за деревом. И стал смотреть-наблюдать.
Как обычно, в восемь часов появились солдаты, вышедшие на утреннюю прогулку. А один из них, не умный и не дурак, увидел в воде быка и закричал обрадованно:
— Братцы, братцы, попусту наш повелитель гневался, вон он, бык-то, в воду забрался, тонет никак!
Сказать не пересказать, как обрадовались солдаты. Скоренько раздели одного из сотоварищей, столкнули в воду. Добрался до быка солдат, ухватился обеими руками за рога. Тянет-потянет, тянет-потянет — бык ни с места. Изнемог солдат, замахал призывно сотоварищам, закричал:
— Чего вы там уставились, сюда идите! Крепко бык уперся ногами, сообща станем вытягивать. Да лозинки с собой прихватите, хребтину ему почесать, а то не стронется!
Остальные семнадцать солдат побросали с себя одежду, прихватили по гибкой да крепкой лозинке и полезли в воду.
А Плуту Тимеру только того и надо. Вышел он из-за дерева, собрал всю солдатскую одежку и был таков.
Солдаты стараются выслужиться перед падишахом, что есть силы хлещут быка, тянут туда-сюда, а бык уставился глазами в небо и хоть бы что. Тогда солдаты, все восемнадцать, ухватились разом за рога, поднатужились и как дернут. Шкура хрустнула, сорвалась с кольев и вся оказалась на воде.
Тут солдаты стали думать-размышлять:
— Раз шкура снята, бык не жилец. Приведешь его в амбар, он там околеет, нам же от падишаха достанется на орехи.
Подумав-поразмыслив, утопили солдаты шкуру и присели отдохнуть на берегу. И начал тут всяк своей силушкой похваляться:
— Как я дернул, изловчившись, так шкура вся и слезла с него.
Отдохнули они, силушек набрались и пошли одеваться. А одежки-то и след простыл! Весь сад они облазили, обшарили. Нет одежки — и все тут. И пришлось солдатам предстать перед своим повелителем в чем мать родила. Увидел их падишах в таком обличье и дара речи лишился от изумления великого. А когда в себя пришел, стал мягко да ласково выспрашивать, что да как и почему так вышло-приключилось. Солдатам, которые на службе, не пристало признаваться, что опростоволосились они. В один голос солдаты ответствовали:
— Шли мы, шли, и враз у всех не стало одежонки.
Распалился падишах, раскалился, будто в горне у кузнеца. Призвал он к себе Плута Тимера.
— Слушай мое последнее повеление! Исполнишь его — половина богатства моего будет твоим!
Тимер ответствовал:
— Слушаю и повинуюсь, что повелите, то и будет сделано!
А падишах заранее придумал новое задание. Вот он и выпалил:
— Не украдешь у меня утром, при белом свете мою жену — голова с плеч!
— Будет сделано в точном согласии с вашим повелением, — ответствовал Тимер и пошел к себе домой.
Вернувшись в избушку, где стоял на постое у старушки, он поспал до полуночи, потом вынул из укромного местечка ведерко с бычьей кровью и отправился в падишахский сад. Как он туда пробрался, ни одна душа не видела. Ночь прошла, светать стало, а потом и солнышко промеж деревьев свой глаз показало.
Плут Тимер хорошо знал, что за этим будет. Знал он: перво-наперво по саду пройдут солдаты; а потом объявится и падишах со своей женой. Так оно и получилось. Вослед солдатам — бравым ребятам — красавец конь покатил тарантас на мягком ходу, а в тарантасе том падишах и жена его ненаглядная. Тимер-плут скорехонько скинул с себя одежду, обмазался бычьей кровью, взобрался на дуб, росший на дороге, по которой на тарантасе ехал падишах с женой, и повесил сам себя на крепкой веревке вниз головой.
Когда тарантас поравнялся с дубом, падишах нимало удивился и спросил у жены своей ненаглядной:
— Женушка моя, уж не Тимер ли плут да обманщик висит на суку?
— Он самый и есть, — ответствовала жена.
Несказанно обрадовался падишах: жалко было бы ему отдавать половину своего богатства, ежели бы Тимер исполнил последнее его повеление. И сказал он жене на радостях:
— Вот, женушка моя ненаглядная, нашлись люди, которые и без нас управились с этим плутом да обманщиком. Теперь мы повелим визирям снять его паскудное тело с дерева и с позором предать земле. И тем возвысимся в глазах своих подданных.
И они поехали дальше. Как только они отъехали, Тимер сошел с дерева и, обежав другой дорогой, сызнова повесился на их пути.
Увидел падишах нового висельника и глаза вытаращил:
— Женушка, женушка, и тот висельник был Тимер и этот похож на него. Тот был на кривом дубе, а этот на сосне. Неужто Тимеров двое? Ты посиди в тарантасе, а я к тому схожу, посмотрю.
Только падишах ушел, Тимер спрыгнул с дерева в тарантас и умчался. Дома он скорехонько обмылся и повел свою пленницу прятать в надежное место. Уходя, сказал хозяйке дома:
— Будут меня спрашивать, скажешь: «Тимер с женой падишаха пошел в баню».
Долго ли, коротко ли, примчались визири:
— Где Плут Тимер, где обманщик?
Старушка в ответ:
— Постоялец мой с женой падишаха в баню пошел. Просил не тревожить, сказал, скоро вернутся.
Не ждавшие, не ведавшие такого, визири умчались обратно и доложили падишаху, что к чему. Тимер знал, что вослед визирям заявится сам падишах и станет требовать свою жену. Поэтому, как только визири убрались, он созвал к избушке, в которой жил, весь бедный люд и стал поджидать владыку.
Вскорости появился падишах и с ним пять десятков солдат.
— Весь этот сброд разогнать камчами (плеть), Тимера-плута схватить, жену мою доставить ко мне! — закричал падишах.
Тимер, однако, заранее пояснил народу, чего он хочет, потому народ бедный держался крепко, упорно. При виде такой крепости и упорства у падишаха глаза налились кровью.
— Заковать Тимера-плута в цепи! — закричал он.
Тимера тут же схватили, заковали и ворвались в избушку, где он жил. В избушке все перевернули, все перетрясли, но жены падишаха так и не нашли.
— Где моя жена?! Отдавай! — с поднятыми кулаками набросился падишах на закованного в цепи Тимера.
— Я и не думал не отдавать тебе жены. На что она мне нужна? Ты только слово свое исполни. Отдавай мне положенное по уговору и получай свою жену. А о позоре, на который ты выставил меня, мы потом поговорим.
Так сказал Тимер и засмеялся падишаху прямо в лицо. Тот решил напугать Тимера, крикнул своим солдатам:
— Повесить этого плута и негодяя!
На это Тимер заявил спокойно:
— Повесивши меня, жены не получишь. Рассчитывайся по уговору, и жена твоя будет при тебе. — Сказавши так, он подмигнул народу и крикнул: — Ежели меня повесят, убейте жену падишаха.
Бедный люд отозвался грозным гулом:
— Будет сделано, Тимер! Будет сделано!
Испугался падишах, побледнел при виде такого единения бедного люда, ему подвластного. Как тут быть?
А жена его, надобно сказать, была красы неописуемой.
Не отдашь Тимеру обещанного — толпа эта рваная да голодная убьет его жену. И жену жалко, а еще пуще жалко богатством делиться.
Думал падишах, думал и все ж таки сказал одному из своих визирей:
— Прикинь, каково мое богатство, каково оно в деньгах стоит, и половину этих денег привези сюда!
Привезли денег много мешков, увезли жену падишаха.
Вот так оно вышло. Хотел было падишах легошенько, при помощи силушки солдатской вызволить свою жену, к тому же Тимера между делом повесить, да не тут-то было.
А Плут Тимер развязал мешки и роздал деньги бедным, обрадовал их.
|
