Давным-давно где-то в горах жили старик со старухой. Они имели корову, козу, двух козлят, сторожевую собаку и кота.

Однажды старуха налила коту молоко, но собака все выпила, и коту ничего не досталось.

Разозлился кот, бросился на собаку, одним махом выцарапал ей глаза.

Лягушки в тундре жить не захотели. Поселились в таежном болоте и стали считать себя хозяевами тайги. Деревьев они, правда, не видят, в моховых озерках, в топях гнилых свою жизнь проводят. Но кажется им, в этих топях, в этих болотищах только и можно жить. Что там, за осокой, за кочками?

«Ничего там нет! — думают лягушки.— Конец болота, конец света. Что еще может быть, кроме наших кочек? Не может ничего быть! Какие еще песни могут быть, кроме нашего кваканья? Уж не птичья ли болтовня?»

Так говорили лягушки.

Ича жил вдвоем с бабушкой. На другой стороне реки жил Корсэ-старик, князь. Корсэ-старик был любопытный, жадный. Он часто посылал своих работников посмотреть, что люди его добыли: много ли ценных шкурок, много ли диких оленей добыли, не утаили ли что от князя своего.

Ича однажды позвал свою собаку, привязал ей на шею связку собольих шкурок и отпустил собаку на улицу.

Жил когда-то человек по имени Худайберды. Он очень боялся лисиц и, когда встречался с ними в степи или в лесу, старался обойти или объехать их стороной. Поэтому он и прослыл трусом.

Однажды жена и дочь Худайберды наткали бумажной материи и поручили ему продать ткань на базаре.

Когда Худайберды садился на лошадь, чтобы ехать в город, жена попросила привезти ей халвы, а дочь — леденцов.

— Ладно, привезу вам гостинцы,— пообещал Худайберды и выехал со двора.

Жил-был мальчик Идэ. Рано остался он круглым сиротой. Отец его, охотник, ушел однажды в тайгу на промысел и не вернулся. А вскоре умерла и мать. Взяла мальчика к себе старая бабушка.

Любила бабушка внука, и Идэ тоже любил бабушку. Целый день бегал за ней по пятам: бабушка к речке — и Идэ за ней, бабушка в лес — и Идэ с нею. А один никуда от избушки не отходил: боялся.

— Стыдно таким трусом быть,— говорила ему бабушка.— Ведь ты уже большой мальчик, а всего боишься.

Как-то под вечер сидели в своей урасе (жилище у юкагиров ) три брата. Имя у старшего — Лошийя, у среднего — Лопчуо. А младшего брата звали Акчин-хондо. Делать им нечего было. Старший брат сказал:

— Давайте песни петь, голоса пробовать. Я первый начну.

Жили некогда два друга бедняка — Асан и Хасен. Асан обрабатывал клочок земли, Хасен пас свое маленькое стадо, и так добывали они себе скудное пропитание. Оба друга были вдовцами, но у Асана была красивая и ласковая дочь — его утешение, а у Хасена сильный и послушный сын — его надежда.

В одну из весен, когда Асан готовился выйти на свое поле, Хасена постигла беда: степь поразил джут (бескормица и падеж скота, вызванный гололедицей), и все бараны бедняка пали.

Жила-была девочка. Звали ее Айога. Все ее любили и говорили, что красивее ее никого нет ни в одном стойбище. Загордилась Айога. Стала часто любоваться собою. Глядит на себя — не наглядится. То в медный таз начищенный смотрится, то своим отражением в воде любуется.

Некогда Айоге делом заниматься. Все только любуется собой.

Было это во владениях злого, жестокого, бессердечного хана.

Жил в тех местах не старый еще бедняк с сыном. Хан его притеснял, заставлял работать даром, кормил впроголодь. Бедняк не мог придумать, как избавиться от кабалы. Однажды он собрался в лес и взял с собой сына. Шли они и разговаривали.

— Соседи завидуют моему уму и ловкости,— говорил отец.— Я могу из сорочьего гнезда яйцо утащить — и сорока не заметит. А вот хана мне не провести...

Был некий юноша сирота, у него была мать. Юноша рубил в горах дрова и продавал их в городе. Тем и кормились.

Однажды с горы сорвался лев и запутался в колючем кустарнике.

«Если срублю куст,— подумал юноша,— лев получит свободу и съест меня».

А вслух сказал:

— Съест так съест! — и срубил куст.

В прежние времена жили на земле три брата-великана. Они были громадные, как горы, и глупые. Ничего не жалели, что встречалось на их пути: деревья ломали, зверей давили, птицам шеи сворачивали.

Однажды самый старший, самый сильный великан шел по тайге и встретил человека верхом на лошади. А человек этот был непростой. Это был бурхан (идол, божество в буддийской религии). Пошли вместе. Наступил вечер, стали они табор налаживать.

Жил один ороч. Жена у него была и сын. Сын большой, пора бы отцу во всем помогать. Да мать избаловала, во всем ему потакала. Что хочет, то и делает.

Однако, хоть и поздно, отец стал его к охотничьему промыслу приучать. Глаза у сына зоркие, ноги быстрые, руки сильные. Но только, чтобы зверя убить, хитрость нужна. И не столько хитрость, сколько терпение. Бывает, целый день в засаде просидишь из-за одного зайца. А сын этого не любил, ему бы все побыстрее.

Однажды отец с сыном снарядили оморочки, отправились на нерп охотиться. Вышли устьем реки в море, туда поглядели, сюда — нет нерп.

В давние времена жила бедная вдова. Была она уже преклонных лет, а три сына ее — Ярмат, Шарип и Алдар — только подросли и еще никакому ремеслу не обучились.

Трудно приходилось старушке. Порой дома даже и куска хлеба нельзя было найти, хотя она от восхода и до захода солнца пряла пряжу и продавала ее в базарные дни ткачам.

Стала плохо видеть вдова, не могла больше прясть. Позвала тогда она старшего сына Ярмата и сказала:

— Сын мой, я слепну, а ты уже почти взрослый. Теперь твой черед кормить семью. Иди-ка поработай.

Давно это было. Самые старые старики от дедов слышали, а тем, когда они ребятишками были, их деды рассказывали. Жили в маленьком стойбище старик со старухой. Бедно жили. Сыновей у них не было, а были две дочери — Лага и Дыю. Хорошие выросли девушки. А все-таки без мужчин в доме как жить? Пришлось сестрам самим в тайгу ходить — зверя промышлять да в амурских протоках рыбу ловить.

Старики скоро померли, остались сестры вдвоем. Хоть и трудно было, не унывали. Лага хорошо промышлять научилась, в тайгу ходила, пушнину и мясо добывала, а младшая, Дыю, дома хозяйничала.

У развилки реки чум стоял. Жила в том чуме женщина с двумя маленькими сыновьями. Однажды ушла женщина пропитание добывать и не вернулась. Что с ней сталось, неведомо. Может, медведь задрал, может, утонула в реке. Только остались ее маленькие сыновья одни в чуме.

Сперва все плакали, мать звали. Потом привыкли. Собирали грибы и ягоды, рыбу в речке ловили. Так и жили, росли понемногу.

Сколько лет, сколько зим прошло, не знают — считать они не умели.

Однажды, когда падишах принимал просителей, пришел человек, стал в дальнем углу и ничего не попросил.

Падишах посмотрел на этого человека и погладил свою голову. Человек поклонился и провел ладонью по рту. Падишах погладил лицо. Человек — горло. Падишах дотронулся до своего живота, человек — до ноги.

— Я жалую просителю слиток золота! — сказал падишах.

В старые, давние времена жил хан по имени Сарыбай. Однажды он собрал свой народ и говорит ему:

— Вот уже сорок лет я ваш хан, я много повидал за это время, я выпил и съел столько, сколько мне было предназначено. Теперь мне осталось только умереть, но нет у меня детей и некому передать ханство. Изберите же сами себе нового хана.

И отвечает Сарыбаю его народ:

— Ты сам назначь нам нового хана!

— Нет,— говорит хан,— ведь живые быстро забывают слова умерших. Умру я, а со мной вместе умрут и мои слова.

В одном городе жил бедняк по имени Ахмед. Все его считали глупцом, потому что он постоянно твердил:

«Вот если бы у меня были деньги, я бы знал, что с ними делать».

Один купец услышал эти слова и предложил Ахмеду:

— Я дам тебе денег, а ты поезжай торговать.

Купец дал Ахмеду немного денег и отвел его в караван-сарай, где находились купцы, собравшиеся ехать в другой город.

Говорят, давным-давно это случилось. Случилось в том стойбище, где семь родов жили, где семь чумов стояло!

Однажды собрались все мужчины на охоту. Отправились. Остались одни женщины да дети в стойбище.

Три дня жили, все хорошо было. На третий день к вечеру вот что вышло. В одном чуме женщина себе еду варила. Подбросила в очаг побольше дров, котел с оленьим мясом подвесила над огнем. Сама села со своим маленьким ребенком к очагу поближе. Ребенок смеется на ее коленях, женщина ему улыбается.

В давние времена родились у одного падишаха два желанных сына-близнеца. Любил их падишах, баловал.

Годы прошли незаметно, и близнецы превратились в красивых, стройных юношей.

Но вот однажды у сыновей падишаха пропал аппетит. Ни есть они не могли, ни пить и стали быстро чахнуть.

Сильно обеспокоился падишах. Жаль ему сыновей — наследников трона и несметного богатства. Созвал он всех лекарей, поваров и навайчи (пекарь у уйгуров, выпекающий лепешки в специальных печах) своего государства.

Но никто из них не мог помочь близнецам.

Жили два друга по имени Сарыкан и Каракан.

У Сарыкана был сын Алыке, а у Каракана — дочь Барыпжан.

Скоро Каракан откочевал со своей семьей далеко на запад.

Сарыкан между тем умер, и Алыке остался сиротой.

Был некий юноша сирота. Он косил в горах траву и продавал, тем и кормился.

Однажды увидел он, как дерутся две змеи: черная и пестрая. Черная оплела пеструю и душила.

Растащил косарь палкой змей, черную отбросил в кустарник, пеструю оставил на дороге.

Пять человек в тайгу собираются — самострелы ставить. Шестой человек с ними просится:

— Возьмите меня с собой, я тоже промышлять хочу.

Пятеро говорят:

— Не промышленник ты еще! Молод очень. И отец твой рано умер, ничему тебя научить не успел. От такого охотника что в тайге проку?

Только в лисьей шубе в такую холодную зиму нельзя было замерзнуть. А в дырявой-предырявой шубенке Алдар-Косе мерз каждый день.

Ехал он раз по степи — руки, ноги озябли, нос посинел. Скорей бы до теплой юрты добраться!

Ветер свистит, за уши хитреца хватает. А в степи нигде не видно дыма над аулом.

Напрасно махал камчой (широкая плеть или кнут ) Алдар-Косе: старый тощий конь не мог бежать. Взмахнет он гривой и опять шагом идет.

Жил на свете Шигай-бай, прозванный за необыкновенную жадность Шик-бермёсом (Шик — роса. Шик-бермес — не дающий капли воды). Во всей степи не было человека скупее его. Много было у него баранов, быков и лошадей. Но жадность богача не знала пределов. Священный закон гостеприимства для бая не существовал. Вход в юрту Шигай-бая был закрыт для приезжих. За всю свою жизнь он никому не дал куска.

— Ну, меня бы он накормил! — уверенно сказал Алдар-Косе.

— Не думаю,— ответил известный острослов Жиренше.

За высокими горами, за топкими болотами, в дремучем лесу стоял старый чум. Жила в чуме девушка-красавица. Не было у нее ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер. Звали девушку Мойтнынг. Надоело ей быть одной. Собралась она в путь — искать свой народ, только дороги из лесу не знает.

Отправилась Мойтнынг куда глаза глядят. Вечером пришла она к маленькой избушке с большим сараем. В избушке той жили хозяин с хозяйкой, а в сарае — их слуги: серый волк да бурый медведь.

Взглянула хозяйка на незнакомую девушку и говорит слугам:

— Узнай, волк, узнай, медведь, с добром ли пришла к нам девушка? Коли с добром — накормим, напоим ее, а со злом — разорвите негодную в клочья.

В одном кишлаке жил старый скряга. Он ходил в рваном халате, держал впроголодь жену и детей, сам недоедал — все старался скопить побольше денег. Так он накопил кувшин золота и кувшин серебра и зарыл их под забором у своего дома.

Но случился неурожайный год, и старику пришлось вспомнить про заветные кувшины.

Вот взял он лопату и пошел откапывать зарытые деньги. Но едва он достал кувшин с золотом и хотел открыть его, как послышался голос: «Не тронь — это деньги Курбана!»

— Ой, что это? — удивился скряга, скорее заткнул горлышко кувшина с золотом и стал откапывать кувшин с серебром. Но едва он открыл этот кувшин, как услышал опять: «Не тронь — это деньги Курбана!»

Только ветер знает да Чистоп-камень помнит, может, гусям-лебедям матери рассказывали про то время, когда в этих местах молодой охотник Отортен жил.

Первым солнце встречал Отортен, первым ветер ласкал Отортен, первым слышал он громкий плач улетающих птиц.

Как забьют в бубен, позовут на бой — всех туже лук Отортена, всех острей стрела Отортена. «Ай-я- я! Какой храбрый манси Отортен!» — говорили все.

За рога удержит сохатого, из берлоги достанет медведицу, переставит валун с места на место. «Ой-ой-ой! Какой сильный манси Отортен!» — говорили все.

Было ли это или не было, ехал по раскаленным от солнца пескам старик.

Он ехал на ишаке и вел за собой на поводу верблюда. Старик до света уже работал на мельнице и очень устал. Верблюд нес на себе тяжелые мешки и тоже устал. Ишак же устал потому, что на нем сидел старик. А до аула было еще далеко.

От бархана к бархану, от одной песчаной горы до другой целый день вела старика дорога. Даже птица не знает, где конец этой дороги. Ветер и тот не знает, где конец пустыне. А человек называет эту пустыню Каракумы, что по-туркменски значит «Черные пески». Вот где ехал старик.

В одном стойбище жили когда-то муж и жена.

Прожили они долго, а детей так и не было. Очень хотелось им заиметь сына или дочь, и стали они молить духов послать им в утешение ребенка.

Вот прошло какое-то время, и почувствовала жена, что скоро будет матерью. Отправилась она в родильный шалаш — цоро. Вскоре у нее родился сын, и тут же мальчик стал быстро расти.

Обрадовалась мать и кричит мужу из шалаша:

— Сын родился! Быстро растет, скоро большим будет!

Как Алдар наказал разбойника. Белый козел Алдара.

Было или не было, а жил один падишах.

Однажды отправился он на охоту вместе со своим визирем правой руки. Только они начали охотиться, как над их головами пролетела ворона и что-то прокаркала.

— Что она сказала? — спросил падишах у своего визиря.

— Не знаю,— отвечал визирь.— На то она и ворона, чтобы каркать!

— Что ты за визирь, если даже не знаешь, о чем каркает ворона! — рассердился падишах.— Ты мой визирь правой руки, ты должен все знать! И если до завтра ты не скажешь мне, о чем прокаркала ворона, то не сносить тебе головы!

Жил старик нганасан. Жена у него была, три сына и дочь-невеста. Два сына уже охотники. Один бегал так быстро, что дикого оленя догонял. Звали его Мерагэ. Другой — стрелок хороший, птиц в лет бил, Дютадэ по имени. А третий сын еще мальчик был, еще только детским луком владел.

Как-то старик сказал старшим сыновьям:

— Поезжайте легким чумом в горы, в эту пору там много диких оленей. И сестру с собой возьмите, она вам еду будет варить.

— И я с ними поеду,— мальчик просит.

— Что ж, поезжай. А мы с матерью при стаде останемся, будем оленей пасти.

Приехали в горы три брата и сестра. Поставили легкий чум. Живут. Промысел хороший, диких оленей много. Мерагэ и Дютадэ до света встают, в темноте с добычей возвращаются. Сестра оленье мясо впрок вялит, маленький брат ей помогает — хворост приносит, куски мяса на вешалах развешивает.

Шах правил городом Кокандом в стародавние времена. У этого шаха была любимая редкостная пиала. Хоть бы кто и тысячу раз всю землю обошел, другую такую пиалу не смог бы найти. Мало того, что она была очень красивая, в темные ночи она сияла, как луна.

Держал шах эту пиалу в золотом сундуке. А ту комнату, где стоял этот сундук, стража день и ночь охраняла.

Когда шах садился пить чай, он посылал за пиалой своего самого верного слугу. Слуга открывал особым ключом золотой сундук, осторожно вынимал драгоценную пиалу и бережно нес ее шаху. А другой верный слуга был специально приставлен, чтобы наливать в ту драгоценную пиалу чай.

Шах каждый раз, когда пил чай, вертел в руках пиалу и любовался ею.

Жили две сестры, Хабала и Исама. Охотник Егдига женился на младшей сестре Исаме. Обидно стало старшей сестре, Хабале, и затаила она злобу против Исамы. Пошла она на озеро, уселась на берегу и смотрится в воду, как в зеркало.

— Почему на мне не женился Егдига? — спрашивает Хабала.— Разве я хуже Исамы?

— Хуже,— ответил ей с дерева филин.— Исама добрая и работящая, а ты любишь только спать да в воду смотреться, на себя любоваться.

Бросила Хабала в филина палкой.