Жила когда-то на свете злая-презлая старуха. Были у нее сын да дочь-невеста. Женился сын, вскорости после женитьбы за Великую стену в восточные края ушел, и начала старуха всячески над невесткой измываться. Только дочку свою лелеяла да любила.
Скажет, бывало, старуха:
— Съешь-ка, доченька, еще белых лепешек, супу отведай, он из мелкого пшена сварен!
А дочка нет-нет да и сунет невестке несколько белых лепешек. Уставится старуха зло на невестку и ворчит:
— Ну и ешь ты, ну и пьешь! Да на тебя лепешек из отрубей и то не напасешься!
Ни еды хорошей, ни одежды не давала свекровь бедной невестке, только била ее да бранила с утра до вечера.
В тот год развела старуха видимо-невидимо шелковичных червей. Посмотришь — глазом всех не окинешь, считать станешь — не сочтешь. Каждый день до свету старуха невестку в горы гонит собирать тутовый лист. Собирает она день, собирает другой, солнце высоко, до вечера далеко, с тутовых деревьев почти все листья оборваны, того и гляди, голыми останутся. А шелкопряды все крупнее, все жирнее делаются. В четвертом месяце стали светлеть личинки шелкопрядов. Набросаешь листьев, только и слышно, как они шуршат: ша-ла, ша-ла; оглянуться не успеешь — ни одного листочка нет, все подчистую личинки съели. Еще набросаешь — ша-ла, ша-ла, и опять ни листочка нет.
Собралась невестка в горы за листьями, а свекровь в нее пальцем ткнула да как закричит:
— Невестка в хозяйстве все равно что лошадь. Захочу — верхом на ней ездить буду. Захочу — побью. Попробуй только вернись без тутовых листьев! Плеткой тебя отхлестаю, палку об тебя обломаю, три дня есть не дам, пять дней спать не велю!
Посмотрела зло старуха невестке вслед, обернулась, видит, родная дочь шелкопрядов с земли поднимает. Взяла старуху жалость, ну, прямо мочи нет, и говорит она:
— Славная ты моя доченька! Отдохни! Воротится невестка, все сделает. Может, попить тебе хочется? Или поесть? Я супу в котле припасла, на котел белую лепешку положила.
А дочка у старухи, надобно сказать, была писаной красавицей, да и нравом на мать ничуть не похожа, жаль ей жену старшего брата. Услыхала она материны слова, обернулась и говорит:
— Чем же я лучше невестки, чтоб работу ей оставлять?
Услыхала старуха, что дочь ей перечит, замахнулась — да не ударила, рот открыла — да не обругала: жаль ей дочь родную. Махнула с досады рукой и ушла.
А невестка между тем до гор добралась, стала тутовый лист искать. Солнце жаркое, горы крутые, пока с Южной горы вскарабкалась на Восточную, с Восточной на Северную, полдень настал, а в корзине у нее всего-навсего горсточка листьев. Притомилась бедная женщина, села у дороги и плачет.
А старухина дочь подняла шелкопрядов, корму им подбросила, сама все думает: «Как-то там невестушка в горах, нарвала листьев или с пустыми руками воротится? Всегда-то я о ней пекусь, а сегодня сердце так и колотится, так и прыгает, изголодалась она там в горах, бедная!» Подумала так девушка, взяла белую лепешку, которую ей мать припасла, в кастрюлю супу налила, из мелкого пшена сваренного, потихоньку в горы отправилась. Вдруг видит, сидит невестушка у дороги и горько плачет. Схватила она ее за руку и говорит:
— Не плачь, невестушка! Я тебе лепешку принесла, из белой муки испеченную, супу, из мелкого пшена сваренного. Утоли ты свой голод да жажду!
Отвечает ей невестка, слезами горькими обливается:
— Жажда меня замучает — я ключевой воды напьюсь, голод одолеет — горьких трав поем.
Опять спрашивает ее девушка:
— Что ты пригорюнилась, невестушка, не таись от меня, расскажи обо всем, я ведь знаю твое сердце!
Отвечает ей невестка, слезами горькими обливается:
— Я, сестрица, всю Южную гору исходила, всю Северную гору вдоль и поперек прошла, всего несколько тутовых листьев нашла. Только дубовых много попадается. Не знаю, как твоей матери на глаза покажусь!
Причесала девушка невестке волосы, вытерла ей слезы и говорит:
— Не бойся, невестушка, съешь лепешку, супу попей, и пойдем мы с тобой вместе тутовый лист собирать.
Насилу уговорила девушка невестку кусочек лепешки съесть да супу немного выпить. И отправились они вдвоем тутовые листья искать.
Идут, разговор меж собой ведут, то в глубокое ущелье забредут, то на самую вершину горы заберутся. Все горы обошли, все хребты облазили, одни дубы попадаются, тутов совсем не видать. Смотрит невестка, вот-вот солнце за горы спрячется, и говорит сквозь слезы:
— Скоро стемнеет, сестрица. Волки из логова выйдут, тигры пещеры покинут. Воротись-ка ты, милая сестрица, домой поскорее!
А та ей в ответ:
— Скоро стемнеет, невестушка! Волки из логова выйдут, тигры пещеры покинут, давай, милая невестушка, вместе домой воротимся!
Посмотрела невестка на пустую корзинку и говорит:
— Я, сестрица, еще подожду немного. Может, сжалится надо мной горный дух и превратит дубовые листья в тутовые.
Отвечает ей девушка:
— И я, невестушка, с тобой подожду. Может, и надо мной сжалится дух горный и превратит дубовые листья в тутовые.
Взялись они за руки, прижались тесно друг к дружке, стали с горы спускаться. До горного родника дошли, еще одну гору обошли, все хребты обыскали — нет нигде тутовых листьев, только дубовые попадаются. Смотрит невестка, солнце за горой скрылось, спряталась она за девушкину спину, вытерла слезы и говорит:
— Видишь, сестрица, как небо потемнело, скоро луна взойдет. Слыхала я, будто на этой горе сам Князь гор живет, нос у него красный, глаза зеленые. Добрая сестрица! Ты ведь совсем молоденькая, иди-ка лучше домой поскорее!
Отвечает ей девушка:
— Видишь, невестушка, как небо потемнело, скоро луна взойдет. И я слыхала, что у Князя гор нос красный, а глаза зеленые. Давай вместе домой воротимся!
Поглядела невестка на чистый, прозрачный родник и говорит:
— Подожду-ка я здесь еще немного, может, сжалится надо мной дух воды и превратит дубовые листья в тутовые.
Отвечает ей девушка:
— И я с тобой подожду, может, надо мной сжалится дух воды и превратит дубовые листья в тутовые.
Взялись они за руки, тесно прижались друг к дружке и пошли прочь от родника. До опушки горного леса дошли. Все горы обошли, все хребты обыскали, не видно нигде тутовых деревьев, одни дубы попадаются.
Увидела невестка, что луна взошла, и опять тревога ее одолела. Принялась она девушку уговаривать, чтоб домой воротилась. А та и слушать не хочет. Заплакала невестка. Девушку тоже тревога одолела: луна взошла, а у невестки в корзинке совсем пусто. Тут задул-засвистел южный ветер: у-у. Зазвенела вода в ущелье: дин-дан. Подняла девушка голову и крикнула:
— Князь гор! Князь гор! Преврати дубовые листья в тутовые, я тогда за тебя замуж пойду!
Только она умолкла, зашелестели листья на дубах. Выпрямилась девушка и во второй раз крикнула:
— Князь гор! Князь гор! Преврати дубовые листья в тутовые, я тогда за тебя замуж пойду!
Только она умолкла, заколыхались, заметались ветви на дубах. И в третий раз крикнула девушка:
— Князь гор! Князь гор! Преврати дубовые листья в тутовые, я тогда за тебя замуж пойду! Только она умолкла, налетел на равнину ураган, небо и землю черной пеленой окутал, шумит все вокруг, гудит. Вдруг ветер стих, луна из-за туч выплыла. А на месте дубов сплошь туты стоят.
Смотрят девушка да невестка на такое диво, не нарадуются. Руками взмахнули и принялись листья рвать. Листья зеленые, ну прямо изумруд, каждый величиной с ладонь будет. Только начали собирать, а уж корзинка доверху полна. Подняли они ее вдвоем и стали спускаться с горы.
А старуха дома мечется, не знает, куда дочь подевалась. И уж так обрадовалась, когда чадо свое увидела, будто клад бесценный нашла. А невестку увидела — показалось старухе, будто гвоздь ей прямехонько в глаз воткнули. На тутовые листья не глядит, знай ругается, зачем ее дочь с собой в горы увела. И в наказание не велела невестке спать ложиться, велела всю ночь шелковичных червей стеречь.
На другой день невестка опять пошла в горы за листьями, а девушка ей туда лепешку из белой муки отнесла. На горах, на хребтах ни одного дуба не видно, везде туты растут. Вскорости червяки нитку выплевывать стали, начали коконы из нее плести.
И вот однажды, когда невестка со старухиной дочкой дома сидели, коконы разматывали, приплыли с северо-запада черные тучи, а за ними вслед черный вихрь прилетел, одним концом в самое небо уперся, другим по земле мести стал. Деревья раскачивает, с корнем из земли вырывает, крыши с домов уносит. Девушка и охнуть не успела, как вихрь закружил ее и с собой умчал. Заметалась невестка, даже заплакала. Бросилась вслед черному вихрю, а он ей под ноги деревья да ветки бросает, чтоб всю ее исцарапали, песок да камни кидает, чтоб руки ей изранили. А она все бежит. Упадет, встанет на ноги, снова бежит.
Себя не помнит, вихрь догоняет, кричит:
— Князь гор, отдай мою сестрицу!
Умчался черный вихрь в горы, невестка — за ним. Здесь горемычной туты глаза застили, и не заметила она, куда черный вихрь вдруг исчез. Ищет она на Передней горе, бредет по Западной горе, толстые, крепкие подошвы до дыр протерла. Ищет день, ищет ночь, колючий терновник платье ей в клочья изорвал. Ищет, ищет, никак не найдет свою сестричку. Даже на след ее напасть не может.
Прошла весна, миновало лето, осень пришла. Каждая травинка в горах знала, что бедная женщина свою сестрицу ищет, и под ноги ей стелилась, чтоб мягче было ходить. Знала про это и каждая яблоня в горах и протягивала бедной женщине свои ветки со спелыми плодами. И все птицы про это знали. И решили они от холодов ее спасти. Выщипали они у себя пух, вырвали перья и бросили их невестке. Закружились пух и перья снежинками, прикрыли бедную женщину.
На другой день подул северный ветер, и обернулась невестка красивой птичкой, на теле у нее пух и перья выросли. Летит она и кричит:
— Чжао гу, чжао гу! Ищу сестру, ищу сестру!
Прошли холода, опять весна наступила. А красивая птичка все летает среди изумрудных тутов и кричит:
— Чжао гу! Чжао гу! Ищу сестру, ищу сестру!
Летает птичка над бескрайними полями, летает по синему небу с белыми облаками и кричит:
— Чжао гу, чжао гу! Ищу сестру, ищу сестру!
Сколько месяцев прошло, сколько лет миновало, а она все летает и кричит. Жалко людям птичку, и прозвали они ее чжаогу — «ищу сестру».
Великая стена (Великая Китайская стена) —крепостная стена в Северном Китае; построена в основном в III веке до н. э. Имеет длину около 5 тысяч километров.
Шелковичный червь — гусеница бабочки шелкопряда, питающаяся листьями тутовых деревьев и плетущая коконы из шелковых нитей, которые она выделяет. Из нитей изготовляют шелк. В Китае шелководство известно с 3-го тысячелетия до н. э. |
