В далекие времена, которые никто никогда не знал и не видел, учился в одном старом медресе мальчик-сирота. Деваться ему было некуда, вот и жил при медресе летом и зимой — ставил для учителя самовар, готовил еду. С учительского стола, глядишь, кое-что и ему перепадало. А тут еще по четвергам деревенские мальчишки кто мучицы, кто крупы горстку, кто яиц подкинет. И учитель не забывал сироту: случалось в гости куда пойти, приносил ему пропитанное мясным бульоном донышко бэлиша. Такое лакомство, правда, доставалось не часто, но и на том спасибо!.. И все же еды шакирду не хватало. Вверх он тянулся быстро и худющий был — страх смотреть: руки-ноги как палки. Потому, наверное, и прозвали его товарищи Кузнечиком. Сирота на них за это не обижался — был он молчалив и умел терпеть.
Мало-помалу настоящее его имя все забыли, осталось одно прозвище.
Вот однажды долгая зима сменилась теплой весной, шакирды разъехались по домам. Учитель, как всегда, сунул под мышку Коран и отправился по деревням собирать подношения. Остался бедный сирота в медресе один-одинешенек.
На этот раз учитель почему-то задерживался дольше обычного. Запас еды кончился, подачки по четвергам делать стало некому. Совсем пригорюнился забытый всеми парнишка. Чем было кормиться, как жить? Голод не тетка, под ложечкой сосет — сил нет! Думал Кузнечик, думал и кое-что придумал. Выгреб из печи золу, просеял ее, насыпал в небольшой мешок и отправился в соседний аул на базар... Добрался он до базара, нашел себе местечко в ряду торговцев, поставил мешок на землю, развязал его, чтобы видели «товар», и стал поджидать покупателей. Базар между тем ширился, народу все прибывало, и вот уж то один, то другой подходит и спрашивает Кузнечика:
— Что это у тебя, сынок? Чем торгуешь?
— А это крысиная отрава, дяденька,— верное средство, бери — не пожалеешь!
А отрава для крыс деревенскому люду нужна. Мужики стали брать золу горстями. Мешок скоро опустел — вот и деньги! Купил парнишка себе кое-что из еды, да и был таков — незачем людям глаза мозолить.
Тем временем мужики, собравшись в трактире, стали спрашивать друг у друга, как крысиным ядом пользоваться... Оказалось, толком никто не знает, никому в голову не пришло расспросить мальчишку. «Эх и раззявы мы!» — ругали себя мужики. Тут один из них обратился к другому, помоложе:
— Давай-ка садись верхом да смотай на базар — все как есть у мальца вызнай!
Поскакал крестьянин, а мальчишки уж и след простыл. Стал мужик расспрашивать, не видел ли кто, куда парнишка девался. Один человек показал, в какую сторону тот с мешком пошел. Погнался крестьянин следом. Догнал, остановил и говорит:
— Послушай-ка, братец, ты нам крысиную отраву продал, а как пользоваться, не научил... А ну-ка растолкуй!
Кузнечик, глазом не моргнув, сказал:
— Да это совсем просто, дяденька! Надо поймать крысу и всыпать порошок ей в глаза. Тут она и сдохнет. Понятно?
— Вот теперь ясно! — обрадовался парень и повернул лошадь назад.
А Кузнечик цел и невредим в аул воротился. Заботы о еде не было, и сирота стал себе жить-поживать в опустевшем медресе.
Тут вскоре пропавший учитель объявился... И вернулся не пешком, как раньше бывало, а прикатил в добротном тарантасе, запряженном резвой лошадкой. Кузнечик выскочил встречать его. Они пожали друг дружке руки. Шакирд ног под собой не чуял — так обрадовался учителю. Мигом поставил самовар, собрал на стол, любимое место учителя мягким одеялом застелил и подушку положить не забыл, чтоб удобней было.
Учитель распряг лошадь, умылся, выложил на скатерть гостинцы и устроился на одеяле, подвернув под себя ноги. Они сотворили молитву и не спеша принялись за трапезу. А перед ними чего только нет — и лепешки пресные, и баурсак1, и курт, и мед с маслом в жестяной банке — у Кузнечика аж глаза разбежались. Такого угощения он отродясь не видел.
И учитель был в духе. Поездка оказалась на редкость счастливой: удалось выколотить хорошие денежки, да еще бай какой-то раскошелился — дал ему в долг. На эти самые деньги и купил он лошадь с тарантасом. Поведав все это шакирду, учитель сказал:
— Пора нам с тобой в путь собираться — что проку подыхать тут с голоду? Далеко на юге, в киргизских степях, есть караванные дороги — вот куда мы двинем. Там ходят большие караваны, груженные богатыми товарами. Хозяева их, купцы, народ денежный, они и подают щедрее. Но не след нам быть простыми попрошайками. Надо прикинуться святыми. Из тебя, шакирд, я сделаю ишана, а сам буду мюридом при твоей особе,— да-да, так и сделаем, с благословения Аллаха!.. Понимаешь? Где-нибудь поблизости от караванного пути разобьем шатер. Я уж и купить его успел — из настоящего шелку. Ну, чем не жилище для святого?
Кузнечик даже рот раскрыл от изумления, слушая странные речи учителя: насмехается он, что ли? Но высказать это вслух не решился. Учитель догадывался, о чем думал Кузнечик. Он спросил:
— Ну, чего молчишь, словно воды в рот набрал? Говори, что ты об этом думаешь.
— Хальфа-абзы, ты вот говоришь, что ишана из меня сделаешь. Сдается мне, ничего у тебя из этой затеи не выйдет,— сказал Кузнечик, потупив глаза.
— Еще как выйдет, если Аллах захочет! — весело вскричал учитель.— Парень ты смекалистый и суры из Корана назубок знаешь, и внешность подходящая — вот увидишь, Аллах даст, из тебя, грязнули, такого святого сотворю — шайтан не подкопается!..
Слово учителя — закон. Хотя и не по душе была Кузнечику его затея, возражать он не стал. Учитель, не мешкая, взялся за дело: стал показывать парнишке, как положено ишану ходить, садиться, как с людьми разговаривать, как молитву творить,— словом, все, что ему знать следовало. Кузнечик освоил науку быстро.
А через неделю они уже стали собираться в дорогу. Запрягли гнедого, погрузили в тарантас одеяла, подушки, два сундука с пожитками, видавшие виды таз с кумганом, сотворили перед дорогой молитву и, усевшись поудобней, тронулись, держа путь на юг, в сторону святой Мекки. Вот едут день, три дня, пять дней и на седьмой наконец увидели киргизские степи. Поплутав в бескрайних просторах, выбрались на дорогу. Оставалось найти стоянку. В ровной степи набрели на круглое, сверкающее, как стекло, озерцо. Ну, чем не место? Смотреть любо!.. Обосновались не у самой воды, а поодаль, на возвышении, чтобы далеко видеть дорогу слева и справа. Да и сам шатер отсюда был заметней. Кузнечик не понимал, к чему все это, зато учитель рассчитал верно.
Итак, разбили они шатер, прикрепили к макушке зеленый флажок ишана. Покончив с этим, принялись наводить порядок в жилье: укрыли пол войлоком, поверх расстелили, сложив вдвое, мягкое одеяло, бросили на него перины, подушки, разложили священные писания в тяжелых переплетах. Одну книгу оставили раскрытой посредине. После этого учитель приступил к облачению Кузнечика: надел на него длинную — по самые колена — белую рубаху, широченные белые штаны, полосатый желто-зеленый шелковый чапан, на голову водрузил белую чалму из двадцати аршин бязи величиной с котел. Управившись, он сказал Кузнечику:
— Таксир, твое дело — сидеть здесь, над книгами, и листать их... Устанешь — вон подушка, можешь привалиться... Все остальное — мое дело.
Устроившись таким образом, они вскипятили чай (вода в озере, кстати, оказалась очень вкусной), потом учитель вскочил на лошадь и поехал осматривать окрестность. А Кузнечик уселся, подобрав ноги, за низенький стол и принялся за работу. Долго кружил учитель по степи, но не встретил ни души — ни человека, ни зверя. И на дороге не видно было никого. «А может, здесь уже не ездят?» — подумал учитель, но решил не торопиться. Поднявшись на небольшой холм, он стал всматриваться в даль. Тут ему показалось: на самом горизонте колышется что-то... Учитель стал терпеливо ждать. Время шло, день мало-помалу угасал, и вот стало видно, что по дороге неторопливо шагает вереница верблюдов. Учитель повернул лошадь и во весь опор помчался к шатру. А там Кузнечик, скинув чалму и чапан, сладко спал на перине.
— Эй, дурень, вставай! — закричал учитель, вбегая.— Нашел время дрыхнуть! Караван идет сюда! Одевайся живо да садись к столу! Купцы обязательно придут, готовься к встрече.
А сам вышел наблюдать за караваном. Верблюды были уже недалеко. Похоже, шатер заметили. Два всадника отделились от каравана и стали приближаться. Подъехали, спешились, поздоровались. Учитель низко им поклонился. Все трое, присев, сотворили молитву. Гости спросили вежливо:
— Не скажете ли, добрый человек, кто здесь живет?
Понизив голос, будто открывал невесть какую тайну, учитель поведал, что живет здесь известный на всю округу ишан.
— Но почему в степи? — удивились незнакомцы.
— Ишан-хазрет,— пояснил учитель,— ушел от мирской жизни, чтобы приблизиться к Аллаху. В глухой степи он день и ночь творит молитвы...
— Вот оно что,— промолвили незнакомцы смиренно.— Ну а сам ты кто будешь?
— Я — мюрид святого ишана,— сказал учитель и подождал, не добавят ли гости еще чего. Но те молчали, видимо, озадаченные услышанным. Тогда он сам принялся расспрашивать их, кто они, откуда и куда путь держат. «Проводники каравана,— отвечали всадники,— везем товар из такой-то страны в такую-то...»
— Счастливого вам пути, да убережет вас Аллах от бед и несчастий,— пожелал им учитель, оглаживая черную бороду.
Всадники поблагодарили, приложив руки к груди, и поспешили прочь, чтобы рассказать новость хозяевам.
Учитель вернулся в шатер.
— А, сидишь? Вот и хорошо,— похвалил он Кузнечика.— Так надо, таксир. Только чалму поглубже нахлобучь — не свалилась бы ненароком... Скоро купцы явятся, попросят благословения. Ты не отрывай головы от книги, говори поменьше, а молитвы читай подольше. Понял?
Кузнечик кивнул. Он уже устал сидеть за низким столом. Ему бы в степь, на волю, побегать бы в свое удовольствие, но надо терпеть: учитель не посмотрит, что ты ишан, такую трепку задаст — только держись! Туго скрученное полотенце у него всегда наготове — под подушкой...
Когда учитель вышел из шатра, верблюды уже стояли. Два человека направлялись к нему. Судя по одежде, то были купцы, хозяева каравана. Учитель присел на камень и стал поджидать их. Подошли, поздоровались, присев, сотворили молитву. Потом спросили:
— Эфенди, узнав, что этот шатер принадлежит святому ишану, мы очень удивились и обрадовались. Не согласится ли столь священная особа дать нам свое благословение? Мы хотели бы поклониться ему.
— Милости просим! Вижу, намерения ваши святы. Но раньше чем впустить вас к ишану, мне нужно узнать, согласится ли он. Подождите немного.
В шатре он шепнул Кузнечику:
— Пришли! Смотри же не трусь. Сиди себе да гнусавь молитвы, кое-где можно и погромче прокричать — пусть послушают. Я попридержу их малость.
Выйдя к гостям, он объявил:
— Ишан-хазрет занят чтением священной книги, придется, эфенди, немного потерпеть.
Купцы стали покорно ждать, коротая время за расспросами о здоровье святого, о его житье-бытье. Через некоторое время учитель просунул голову в шатер.
— Теперь, братья, можно войти,— сказал он,— только не задерживайтесь слишком долго — ишан-хазрет сегодня весь день провел за молитвами и, похоже, утомился.
Купцы оставили башмаки у входа и упали на колени. Ползком добрались до ишана и уткнулись лбами в пол. Не поднимая головы, они просили святого дать им благословение. Кузнечик простер над ними руку с четками и, тихонько раскачиваясь, стал читать долгую молитву. Проведя ладонями по лицу, он принялся степенно расспрашивать путников о поездке, привел из Корана несколько выдержек о том, что торговля — богоугодное дело, напомнил, что пророк Аллаха Магомет тоже был купцом. Гости с почтением внимали каждому слову праведника, а когда он кончил, вынули из карманов и сложили к его ногам деньги. Потом поцеловали ишану руку. Тот пожелал им успехов в торговых делах, изобилия товаров, а также здоровья и благополучия. На прощание прочитал еще одну длинную молитву. Хозяева каравана, отвешивая земные поклоны, попятились к выходу.
Проводив их, учитель бросился к Кузнечику.
— Ну как? — закричал он, вбегая.
Кузнечик раскрыл ладонь и показал ему две большие золотые монеты. Учитель счастливо засмеялся...
В ту ночь учителю было не до сна. Ему не давала покоя засевшая в голову мысль: показать бы караванщикам чудо, сотворенное святым. Прошел час, другой, а он все думал, думал. О, как нужно чудо! Вот когда слава об ишане разлетелась бы по свету!
Солнце скрылось далеко за горизонтом — степь быстро погрузилась в темень, а на небе, пугливо сбившись в стада, подобно киргизским овцам, мерцают звезды. Луны еще нет, она доживает последние дни и всплывет не скоро, потому и ночь непроглядная такая.
Учитель вышел из шатра и стал прислушиваться. Ни звука вокруг. Видно, успокоенные молитвами ишана люди забыли об осторожности — караван спал. Учитель решил дождаться полуночи — сон в эту пору самый крепкий.
Стояла глубокая тишина, которая, казалось, ничем не была потревожена с начала мироздания... Осторожно ступая, учитель пошел к озеру. В кромешной тьме он видел как кошка, а потому вышел прямо к лагерю. Здесь все было объято сном, лишь изредка какой-нибудь верблюд принимался лениво пережевывать жвачку или лошадь хрупала овес. Учитель замер, вглядываясь в черноту, потом тенью прошмыгнул между лошадьми и верблюдами. Возле шатра, разбитого несколько поодаль от других, он различил двух коней. Он дал им по краюхе хлеба, отвязал и тихонько увел за собой. С неба упала звезда, прочертив светлую полосу. В стане караванщиков по-прежнему все было тихо.
В шатер учитель вернулся лишь перед рассветом. Без всякой учтивости он растолкал сладко спавшего святого:
— Эй, хватит спать! Тебе бы только дрыхнуть... Ишану не пристало так себя вести! Сходи-ка до ветру, надень чапан с чалмой да садись к столу. Мне сказать тебе кое-что нужно.
Кузнечик не смел ослушаться, быстренько сбегал за шатер, завернулся в чапан, нахлобучил чалму и, подсев к столу, приготовился слушать.
— Вот что,— начал учитель,— скоро сюда придут караванщики и попросят тебя погадать на священной книге. Сегодня ночью у них увели двух дорогих коней. Ты должен «отыскать» пропажу.
— А как?
— Говорю же тебе — по священной книге, тупица!.. Выслушай меня сперва! — И он подробно рассказал, какой масти эти кони, в какую сторону их увели, сколько верст до того места, где их спрятали. А потом добавил:
— Смотри не напутай — слово в слово купцам все перескажешь, глядя в книгу. Будто она по воле Аллаха сама раскрыла тебе тайну, понял?..
— Понять-то я понял, да только вдруг в том месте, о котором ты говоришь, нет никаких коней? Ведь ты, хальфа-абый, тоже не провидец.
— Делай как тебя учат, глупец! А будешь задавать дурацкие вопросы, я не посмотрю, что ты ишан... Избранник Аллаха, посвященный в таинства, недоступные темному люду, творец чудесных деяний — вот кто ты такой, заморыш!.. Вон под носом у тебя черная книга лежит, твое дело — листать ее, а как явятся купцы, раскроешь зеленую.
Наставив таким образом Кузнечика, учитель вышел из шатра и стал ждать. В лагере тем временем пробудились, началась возня, послышались крики. Вскоре три человека направились к шатру.
Учитель приоткрыл полог и предупредил Кузнечика:
— Идут!.. Да не торчи ты как шест, пригнись маленько! И глаза чтоб в книге были!..
Наконец те трое вошли, громко поздоровались, учитель любезно им ответил. Тут один из них — плотный, хорошо одетый человек, учтиво заговорил, не роняя, однако, своего достоинства:
— Эфенди, у нас дело к ишану-хазрету. Узнайте, пожалуйста, не согласится ли он выслушать нас.
— Ишан-хазрет не совсем здоров сегодня,— сказал учитель подумав,— и все же я передам ему вашу просьбу. Вы, эфенди, подождите немного.
— Хорошо, мы подождем.
Учитель придирчиво, с головы до пят, оглядел Кузнечика и, выждав немного, вышел.
— Ишан-хазрет согласен принять вас. Милости просим!
Войдя, караванщики упали на колени, коснулись лбами пола. Ишан-хазрет сидел, склонившись над священными письменами, словно бы отрешившись от мира и не замечая посторонних. Лишь спустя некоторое время он глянул на них из-под чалмы. Не говоря ни слова, воздел руки с длинными четками, долго читал молитву, потом сказал:
— Вижу по лицам вашим, рабы Аллаха, большая беда привела вас ко мне. Говорите!
— Вы правы, таксир! — воскликнул хозяин каравана, отвешивая глубокий поклон.— Сегодня ночью пропали лучшие наши кони. Думаем, тут замешаны дурные люди. Заклинаем вас, таксир, посмотрите, что сказано об этом в священной книге.
— Велико ваше горе, Аллах да ниспошлет удачу! Я не могу отказать вам в просьбе, братья, заглянем-ка в священную книгу. Если есть на то воля всевышнего, она не обманет нас.
С такими словами ишан вытащил из груды книг ту, что была в зеленом переплете. Воздав хвалу Аллаху, раскрыл ее на первой попавшейся странице и принялся читать, бормоча себе под нос. Через некоторое время он прервал чтение и спросил:
— Один из коней был темно-сивой масти, а другой — гнедой?
— Да, таксир, так, совершенно верно, темно-сивой и гнедой.
Ишан снова склонился над книгой и долго бормотал что-то, покачиваясь. Наконец он возгласил:
— Священная книга открыла мне: коней ваших злоумышленник похитил перед рассветом. Когда начало светать, он, боясь, что его поймают, привязал коней к дереву, что одиноко растет в ложбине. Видно, ждет темноты, чтобы увести их... Если поторопитесь, найдете пропажу.
— А где искать нам эту ложбину, таксир?
— Идите в сторону магриба... Если встанете спиной к восходящему солнцу и пойдете вперед, придете куда надо.
— А далеко ли отсюда то место, таксир?
Кузнечик прикинулся, будто не слышал вопроса, а сам пытался вспомнить, что же говорил об этом учитель. Восемь или восемнадцать верст, будь они неладны?
Впрочем, кто здесь измерял расстояния? Ладно, хватит с них сказанного, пусть убираются!
Он прокашлялся и сказал:
— Счастливого вам пути, братья! Да хранит вас всевышний от новых бед, аминь!
— Спасибо, таксир, большое спасибо!.. Да исполнится все, как вы сказали!.. Только вот... о той ложбине...
— Побежите — так живо доберетесь! — бесцеремонно отрезал ишан и с сосредоточенным видом принялся перебирать четки.
Купцы, стоя на четвереньках, как по команде, ударились лбами о пол, потом, дотянувшись до стола, высыпали перед ишаном золотые рубли. С озабоченными лицами выбрались они из шатра и торопливо зашагали к каравану. Учитель с Кузнечиком видели, как четыре всадника поскакали в направлении магриба.
Когда пропавшие лошади были найдены, караван продолжил свой путь. В открытой степи еще долго было видно, как все дальше и дальше уходила, неторопливо покачиваясь, вереница тяжело навьюченных верблюдов.
Учитель оказался прав: после «чуда» с лошадьми молва об ишане у озера разлетелась далеко — вот это святой так уж святой!.. Вот кому дано творить чудеса!.. Вах-вах-вах! Видно, для него не существует тайн. Сам Аллах направляет его ум и помогает ему.
Теперь не было случая, чтобы караваны, проходя мимо озера, не останавливались. Купцы, проводники, погонщики толпами валили к шатру, падали перед ишаном на колени и сыпали, сыпали золото и серебро. Тонкая шея Кузнечика нестерпимо уставала под тяжестью огромной чалмы, во рту пересыхало от нескончаемого бормотанья молитв, свинцовой тяжестью наливались руки. Временами ему хотелось вскочить, пинком опрокинуть стол, швырнуть на пол чалму, а безмозглых баранов, ползавших перед ним на коленях, выгнать вон. Но... учитель не дремал, учитель не спускал с него глаз.
Но вот однажды к озеру подъехало несколько вооруженных всадников. Учитель в это время хлопотал возле шатра. Увидев неизвестных, он не на шутку испугался: уж не разбойники ли? И только благородный вид одного из всадников немного успокоил его.
Человек в дорогих одеждах поздоровался не сходя с коня, учитель же склонился перед ним, приложив руку к сердцу.
— Скажите, почтенный, не это ли шатер святого ишана? — спросил незнакомец.
— Да, это и есть его молельня,— ответил учитель.— А вы кто будете, высокочтимые путники, из какой страны?
— Мы — посланники падишаха,— сказал всадник.— Нам необходимо видеть самого ишана-хазрета.
— А по какому делу? — осторожно поинтересовался учитель.
— Нам велено передать ишану-хазрету приветствие от великого падишаха и доставить его святую особу ко дворцу.
— Ах, вон даже как,— проговорил учитель задумчиво.— Позвольте узнать, по какому поводу вы решились беспокоить святейшего?
— Такова воля падишаха... Вы не волнуйтесь, вреда мы ему не причиним, а когда прибудем на место, во дворце его ожидают высокие почести.
— Ладно, я пойду и передам все это ишану-хазрету. Вас позову чуть позже. Не обижайтесь, ишан-хазрет в эту пору всегда занят молитвой и без предупреждения никого не принимает.
Сказав так, учитель низко поклонился посланнику падишаха и скрылся за пологом. Он опустился возле Кузнечика на колени и зашептал ему на ухо:
— Счастливчик ты, шакирд!.. Сам падишах чужедальней страны прислал за тобой своих людей.
— Из какой это еще страны? — встревожился Кузнечик.— Нет, никуда я не поеду, я назад в Тарапуш хочу!
И горячие слезы полились у него из глаз. Учителя это рассердило:
— Что еще за причуда?! За тобой, ничтожеством, падишах верных своих слуг присылает, а ты нюни распустил. Нет, ты поедешь с ними!.. В нищую деревню мы всегда успеем... И заруби себе на носу: тебя, грязнулю, неспроста вызывают, выходит, слава о тебе докатилась до далеких стран. Если нам с помощью Аллаха удастся завоевать доверие падишаха, мы с тобой будем утопать в роскоши и довольстве... Ну, хватит! Вытри-ка поскорее слезы да не хлюпай носом... Я сейчас позову к тебе посла. Сиди прилично, как полагается ишанам... Много не болтай, не подумав, не отвечай... Скажи, что ты не можешь отклонить высочайшее приглашение... Вот так... Смотри у меня!
Учитель поправил на Кузнечике чалму, сунул ему в руки четки и торопливо вышел.
Посол уверенно ступил в шатер. Поверх роскошных одежд на боку у него висел ятаган. Он поздоровался, прошел к ишану и опустился на колени. Оба, воздев руки, сотворили молитву. Посол важно объяснил, кто он, откуда прибыл, передал от своего повелителя привет и приглашение приехать в его страну. На это несчастный ишан отвечал устало:
— За внимание и честь, оказанные нам, падишаху большое спасибо, да ниспошлет ему Аллах здоровья и хранит его страну. Но что за дело у него к нам?
— А это узнаете после, падишах сам выскажет вам свою просьбу,— ответил посол,— нам велено лишь доставить вас.
Ишан опустил голову и долго молчал, задумчиво перебирая четки, потом сказал: — Я всего лишь раб божий, бежал от суеты бренного мира, от людей, забывших о смерти, посвятил себя святым молитвам, и я ни за что... я... по собственной воле никогда не прервал бы своих занятий, но отклонить просьбу падишаха, который оказал нам честь, пригласив в царственный дворец, и прислал за нами своих людей, я не смею. Итак, досточтимый посол, я готов отправиться вместе с вами в далекое странствие. А теперь позвольте мне помолиться перед дорогой всевышнему и отдать распоряжения моему мюриду...
Закончив речь такими словами, ишан-хазрет воздел руки и, закрыв глаза, долго молился. И посол, очень довольный тем, что удалось получить согласие святейшего, принялся творить благодарственную молитву. Потом он положил перед ишаном кошелек, туго набитый золотом, и вышел.
Тотчас появился учитель.
— Ну как? — спросил он.
— Да уж все по-твоему вышло, хальфа-абзы,— грустно сказал Кузнечик.
— Ну и хорошо, молодец! Теперь в путь! Чуешь, куда дела наши повернули? Шутка сказать — едем к самому падишаху во дворец!
Они убрали шатер, свернули флажок, связали объемистые книги, погрузили в тарантас одеяла и подушки, запрягли лошадь и, не мешкая, пустились вслед за всадниками. Кузнечику было нелегко: каждую минуту он должен был помнить о священном своем сане. Приходилось останавливать лошадей почти у каждого водоема, встречавшегося на их пути, для совершения омовения перед намазом. Там, где не было воды, он обходился песком. По этой причине продвигались медленно.
Дорога сначала шла бесконечной степью, потом степь сменилась знойной пустыней. Лишь на восемнадцатый день вдали показалась столица того царства, куда они ехали. Через городские ворота тарантас вкатил их в узенькие, кривые улочки города и, попетляв по ним, вывез к небольшому нарядному дворцу в глубине прекрасного сада, где журчали прохладные арыки. Дворец по велению падишаха был специально приготовлен для ишана-хазрета.
Кузнечика под руки бережно сняли с тарантаса и отвели в покои, украшенные дорогими коврами и золотыми светильниками. Его встретили слуги, одетые в шелка и атлас.
Доставивший их посол обратился к ишану:
— Таксир, отдохните после долгого пути и подкрепитесь... Падишах в свое время пришлет за вами.
Посол откланялся, а слуги тотчас принялись готовить на ковре трапезу: в золотых и серебряных блюдах принесли шашлыки и кебабы из дичи, всевозможные яства и диковинные плоды, изысканные вина в серебряных сосудах с узкими горлышками и большое блюдо с чудесным пловом. При виде такого великолепия у Кузнечика с учителем разгорелись глаза, но они, не подавая вида, устроились на шелковых подушках и, засучив рукава, принялись неторопливо руками, как это принято на востоке, есть плов. Оба были голодны как волки, но Кузнечику приходилось сдерживать свой аппетит, ведь святому не годится быть рабом собственного чрева и есть он должен лишь для поддержания плоти. А учителю что, он — грешный человек, ему позволено есть сколько угодно, потому-то он и умял огромное блюдо плова почти один.
Плов Кузнечик запил фруктовым напитком, а учитель — вином. Полакомившись плодами, они наконец насытились.
Учитель и Кузнечик с наслаждением развалились на подушках, поглаживая животы. Учитель сказал:
— Ну вот, шакирд, ты и райские лакомства отведал, какие тебе и во сне не снились... Предаешься лени на шелковых подушках... А за что тебе все это? Уж не за двадцать ли метров бязи, которые ты намотал себе на голову? Падишах — тут и думать нечего — приготовил для тебя хитрое испытание. Ну и что ты станешь делать, если рядом не окажется такого советчика, как я?..
— Уж и не знаю, хальфа-абзы!
— «Не знаю» — не ответ... Просьбу падишаха не выполнить нельзя, помни это!
— Ну и что же мне делать? Если не под силу будет решить его задачу, скажу все как есть: так, мол, и так, никакой я не ишан...
— Ну и болван же ты, экую чепуху несешь! — вскричал учитель.— Только ляпни такое — тебя выволокут из дворца и повесят на первом же тутовнике... Ну уж нет, ты, паршивец, не спеши протягивать ноги, не для того мы тащились сюда через пустыни! Не забывай, что еще я есть на свете!.. Пусть услышат оба твои уха: для падишаха ты — все тот же святой ишан. Твое дело — сыпать суры из Корана, воздевать руки, творить молитвы да благословлять — и все... Ну а если падишах даст тебе трудное задание, скажи вежливо, смиренно: мне, мол, о великий, для исполнения вашей воли необходимо вернуться к себе и полистать священную книгу. Понял? Во всем на священную книгу ссылайся... А уж здесь мы с тобой не спеша все и обмозгуем. Глядишь, и распутаем узелок с помощью Аллаха. Вот эта голова еще ни разу не подво¬дила нас, Аллах даст, и теперь выкрутимся.
Тут в дверь постучали, и вошел посол. Почтительно поклонившись, он сказал, что прибыл за ишаном-хазретом, дабы препроводить его во дворец к падишаху. Сердце Кузнечика замерло от страха. Но учитель вел себя как ни в чем не бывало. Он расторопно вскочил, как и положено мюридам, помог ишану подняться, подал ему чапан, четки и под руку вывел из дома. Идя рядом, он шепнул Кузнечику на ухо:
— Смотри же держись крепко, не раскисай!
К хазрету подвели ослика, сбруя и седло которого были богато украшены серебром, а на шее висел золотой колокольчик. С двух сторон к ишану были приставлены конные телохранители. Так и отправился он во дворец. Учитель остался ждать Кузнечика.
Перед дворцом ишана сняли с седла и под руки ввели в пышно убранный зал, в котором падишах принимал обычно иноземных послов. Гостя усадили в мягкое кресло, обитое зеленым бархатом. В дверях по обе стороны зала тотчас показались визири и другие важные сановники падишаха. Они заняли места согласно их положению. Вскоре где-то в глубине дворца заиграли трубы — все, кто был в зале, поднялись и замерли. Стало очень тихо. Один лишь Кузнечик, утонувший в подушках глубокого кресла, остался сидеть. Вот створки огромной резной двери в центре зала, богато украшенной золотой чеканкой, неслышно, будто сами собой, распахнулись, и, сверкая драгоценными одеждами, вошел падишах. Его сопровождал главный визирь с белой, как снег, бородой. Повелитель неторопливо прошел к золотому трону, который стоял посреди зала под атласным балдахином. Тут же у трона с двух сторон встали стражники с булавами в руках.
Сел падишах — все опустились на свои места. Тут ишан-хазрет воздел руки и, покачиваясь, принялся читать длинную молитву. Кончив, он провел ладонями по лицу. Падишах и все, кто был в зале, последовали его примеру. Хозяин обратился к гостю с приветливыми расспросами о здоровье, поинтересовался, хорошо ли он перенес трудное путешествие, поблагодарил за согласие приехать и под конец сказал так:
— Вам, верно, уже ведомо, таксир, что неизвестные грабители унесли из моего дворца много ценностей. Среди них перстень, которым я особенно дорожу, ибо получил его в наследство от родителя. Я обращался ко всем знаменитым в этих краях магам с просьбой найти воров, но никто из них не смог мне помочь. Узнав, что вы прославились в народе как святой, умеющий творить чудеса, я решился вызвать вас из далеких земель. Если все, что рассказывают о вас, правда, вы, без сомнения, наведете нас на след злоумышленников. И тогда я назначу вас своим главным визирем. Вот так... Ну а если вы окажетесь невежественным самозванцем и плутом, надувающим добрых людей, придется на площади при всем народе отрубить вам голову. Думаю, вы поняли меня, таксир?
— Да, понял,— промямлил Кузнечик чуть слышно.
Что и говорить, слова падишаха, который начал так ласково, а кончил круто, нагнали на Кузнечика страху. «Ох, пропал я!» — подумал он и уж хотел было броситься к двери, но, вспомнив наказ учителя, постарался овладеть собой. Долго сидел он закрыв глаза, перебирая с отрешенным видом четки, будто слова падишаха не возымели на него действия. Потом заговорил степенно:
— Великий падишах, я не в силах выразить вам свою благодарность за милостивое внимание и почтение, которыми вы меня окружили, однако должен сказать, что я не маг и не колдун. Я — ничтожный раб Аллаха, посвятивший себя святым молитвам. Разум мой слаб, и говорить я могу лишь то, что Аллаху будет угодно внушить мне. Для этого я должен удалиться в уединенное место, где бы меня не беспокоило ничто, даже крики петухов. Поэтому я нижайше прошу, великий падишах, позволить мне удалиться от мира и дать три дня сроку. Если Аллаху будет угодно, думаю, за три дня он наставит мой разум с помощью священной книги.
Кузнечик, разумеется, неспроста заговорил об уединении: в глубине души он надеялся, что оттуда им удастся спастись бегством.
Падишах внял его просьбе и приказал визирям подыскать для ишана с его мюридом убежище вдали от города, куда бы не доносился крик петухов.
Такой дом был найден. Кузнечика с учителем доставили туда. Для них была приготовлена еда на три дня, от слуг ишан отказался, говоря, что беседовать с Аллахом ему удобнее наедине.
Когда их оставили вдвоем, Кузнечик с учителем стали ломать голову над задачей падишаха. Как найти проклятых воров? Кузнечику это дело казалось безнадежным — ведь даже известные маги и колдуны не смогли справиться с ним! Он решил не мо¬рочить себе голову, все равно через три дня придется расстаться с ней. Пусть учитель пошевелит мозгами, ему голова нужнее — сундучок-то почти доверху полон золотых монет, которые собрал для него Кузнечик.
А учитель и в самом деле крепко задумался, есть и спать перестал. Казни он не боялся (ведь голову отрубят не ему, а «ишану»), зато мечтал через «ишана» войти в доверие к падишаху, сделаться придворным... И нужно для этого не так уж много — найти притаившихся где-то поблизости воришек, только и всего... В задумчивости он не замечал, как то стягивал с себя тюбетейку, то снова надевал ее.
Наконец хитроумный план созрел. Учитель продиктовал Кузнечику следующее: «По приглашению падишаха в столицу прибыл прославленный на весь Восток своей святостью пророк ишан-хазрет. С помощью священной книги ему предстоит раскрыть злоумышленника, ограбившего сокровищницу падишаха. В случае, если вор сам вернет украденное золото и перстень с печаткой падишаха, оставленный повелителю в наследство отцом, ишан-хазрет берется сохранить ему жизнь. Если же грабитель не вернет украденного, он все равно будет пойман и предан самой суровой каре. Он должен явиться не позже чем на вторые сутки после оглашения сей грамоты. Поспеши, о вор, пасть на колени перед святым ишаном!.. Он не оставит тебя своим милосердием».
Заставив Кузнечика переписать эту бумагу несколько раз, учитель поспешил на базар. Он знал: по обычаям той страны, чтобы обнародовать указ правителя или другую важную грамоту, трубачи созывают жителей на площади города, а потом особые люди с громкими голосами — глашатаи зачитывают их. Услугой этих самых глашатаев учитель и намерен был воспользоваться. Он обежал все площади и заставил зачитать свое обращение к горожанам. Несмотря на усталость, он вернулся в домик на окраине весьма довольный собой. А Кузнечик тем временем беззаботно спал, посапывая.
— Это еще что такое? — закричал учитель, толкнув спящего «ишана» ногой.— Я, как собака, высунув язык, рыскаю по всему городу, а ты, как всегда, дрыхнешь! Вижу, ты совсем от рук отбился, парень!
— Не сердись, хальфа-абзы, это я от горя,— оправдывался Кузнечик, протирая глаза.
— Что это за горе у тебя?
— Да как же, пропадает ведь моя головушка!.. Хотел забыться немного, вот и прилег.
— Ты давай-ка не торопись с головой расставаться! Хоть и глуповата она у тебя, а все же ей лучше на месте быть... Ты думаешь, чего ради бегал я целый день? Вот уж и трубы отгремели, и народ, сбежавшись, услышал наше обращение. Теперь оно крепко засело в котелках местных олухов. Аллах захочет — все это послужит нам на пользу. Сдается мне, что в этом деле не один вор замешан. Их, скорее всего, было двое, а то и трое... Услышав глашатаев, кто-нибудь из них обязательно придет. Вот увидишь. Прибежит спасать свою шкуру и товарищей не пожалеет!..
— Верно ли ты говоришь, хальфа-абзы, ведь такой трус вряд ли пойдет грабить падишаха? Что-то не верится,— усомнился Кузнечик.
— Да что ты в этом понимаешь, птенец из медресе? Как воровать — тут всяк герой, а как ответ держать — куда и храбрость девается. Отвага и трусость, таксир, всегда в человеческом сердце рядом. Вот подождем. Вовек не видать мне дочери падишаха, если кто-нибудь не прилетит к нам, как мотылек на огонь!
Удивительное пророчество учителя сбылось в тот же вечер. Воров в самом деле было трое. Услышав новость, они сильно встревожились. Стали между собой совет держать: как быть? Что предпочесть — золото или жизнь? Самый трусливый из них предлагал, не мешкая, снести все золото ишану. Другой, похитрее, советовал не торопиться: сперва надо, мол, узнать, что за гусь эта знаменитость. Грозится найти нас по книге! Поглядеть бы, на какой это странице в ней про нас написано. Наконец третий вор, самый решительный из всех, вызвался ночью сходить к домику ишана.
В тот час, когда опустели базары, закрылись магазины и чайные, город постепенно угомонился, вор отправился на поиски жилища ишана. Шел он, пока не пришел к одинокому дому на глухой окраине города. Ни звука вокруг, ночь темна, только окошко светится. Вор вдоль стены неслышно подкрался к окну.
А учитель с Кузнечиком не дремали, давно поджидали ночного гостя — один у порога, другой в комнате.
Прячась за стеной, вор вытянул шею и осторожно заглянул в окно. Видит, посреди комнаты за низким столом сидит, покачиваясь, человек в чалме и чапане, читает толстую книгу. Так это и есть ишан-хазрет? Тут учитель за дверью чуть слышно кашлянул: «кхм». Вор его, конечно, не слышал. А ишан-хазрет, не отрывая глаз от книги, сразу же принялся бормотать что-то. Все громче, громче, а потом, вскочив на ноги, закричал во все горло:
— Явился! Один явился!
Вор затрясся от страха. «Узнал про меня! Книга выдала! О, здесь шутки плохи!» — думал он, удирая во все лопатки. Примчался к своим и выложил все, что видел и слышал. Пригорюнились воры. Двое готовы были тут же идти с золотом к ишану, но тот, что был похитрее, сказал, что хорошо бы еще разок испытать праведника, так ли уж он всемогущ. Как?.. Да хотя бы теперь же пойти к его дому вдвоем.
Приходят, а в окне по-прежнему огонь горит, ишан все сидит над книгой. Воры, затаившись под окном, ждали, что же будет. Учитель на этот раз дважды кашлянул за дверью. Святой сначала сидел тихо, покачиваясь и шепча что-то себе под нос. Но вот он сорвался с места, замахал руками, ногами и завопил:
— Двое пришли! Двое!!
Воров от окна словно ветром сдуло. Лишь отбежав далеко, они перевели дух.
— Плохи наши дела,— решили они,— нет нам спасения от бесноватого ишана! Надо бы поскорее избавиться от золота — голова-то дороже!
Но когда они вернулись к себе, третий, хитрец, опять говорит:
— Зачем же все возвращать? Давайте для начала отнесем один только перстень. Разве не было сказано, что перстень для падишаха всего дороже?
После долгих споров так и решили. А между тем хочется им еще разок испытать провидца — неужели и вправду найдет пропажу? В ту же ночь отправились они к ишану втроем. А тот все еще сидит над книгой. Только подкрались к окну — он уже ждет их, начал скакать по комнате и кричать:
— Все трое явились! Все трое!..
Он высоко вскидывал длинные ноги, широкие шальвары так и трепыхались на нем. Бросили воры перстень в окно и пустились наутек, только земля дрожала от дружного их топота.
Учитель вбежал в комнату, глаза его сияли:
— Ну, что я говорил?!
Кузнечик протянул ему перстень.
— Вот, в окно кинули.
— Хорошо, очень хорошо! — учитель довольно потирал руки.
— А золото не принесли...— сказал Кузнечик.
— Наплевать на золото! С нас и этого хватит.
— А если спросит падишах?
— Не спросит, богатства у него и так немало... Сколько же в перстне весу? Ох и тяжелый, шайтан!
А Кузнечик знай свое тянет:
— И воров мы не поймали, хальфа-абзы, что скажу падишаху?
— Ну, ну, цыпленок, не распускай нюни!.. Не забывай, что я есть на свете! Вот увидишь, завтра падишах упадет при виде перстня!
— Это как же?
— Утром узнаешь... А теперь давай-ка попьем с тобой чайку с молоком и изюмом.
Так прошла и эта ночь. Начало светать. Кузнечик сладко уснул под шелковым одеялом, а учитель, взяв перстень, отправился к дворцу падишаха.
При дворце был огромный сад. В нем росли диковинные деревья, благоухали редкие цветы, на солнце сверкали озера, журчали прохладные родники. Каких только птиц не было там!.. От самых маленьких, с мизинец, до огромных, с теленка... Сад был наполнен их трелями, щебетом, криками. Но как попасть в этот райский уголок, ведь стены неприступны? Учитель долго ходил вокруг, пока не заметил арык, вытекавший из-под стены. Недолго думая, он нырнул в него и, загребая под водой руками, стал пробираться против сильного течения. Очутившись в саду, он укрылся за широким стволом какого-то дерева. Отсюда удобно было наблюдать за птицами. До лебедей и уток в озерах ему не было дела, внимание его привлекали птицы, ходившие по земле,— чем крупней, тем лучше...
Важно вышагивая, к нему приблизились несколько страусов. Учитель остановил выбор на одном из них, на голове которого не было перьев,— он выделялся среди других могучим видом. Учитель достал из кармана перстень, тщательно облепил его хлебным мякишем и подкинул страусу. Птица тотчас проглотила его. Учителю этого только и надо было. Он снова залез в арык, нахлебавшись воды, кое-как выбрался из сада и поспешил назад.
А Кузнечик тем временем проснулся и, увидев, что в доме он один, испугался. «Куда это хальфа-абзы ушел?» — подумал он. Ему показалось, что учитель сбежал. Он заглянул под перину, где учитель прятал свой сундучок, и успокоился немного: деньги на месте. Нет, решил парнишка, что-что, а золото хальфа-абзы не оставит, не такой он человек!
В самом деле, на пороге вскоре показался учитель. Он сразу же спросил:
— Из дворца еще не приходили?
— Не видать пока...
— Ну, слава Аллаху, успел... Придут скоро, приготовься!
— Я-то готов, ты где-то пропадаешь,— с обидой в голосе проговорил Кузнечик.
— Ради тебя, осла, стараюсь, голову твою уберечь хочу! Сегодня тебе ответ держать, помни!
— Знаю. Перстень вернуть мне не забудь.
— А его уже нет.
— Как это нет?! — испуганно вскричал Кузнечик.
— Я, поручив нас воле всевышнего, дал его проглотить страусу,— спокойно сказал учитель, собрав в кулак черную свою бороду.
— Врешь, врешь! — Кузнечик не помнил себя от горя.— Ты спрятал его, себе забрать хочешь!..
— Не реви, дурень!.. Произойдет чудо, можешь ты это понять? Чудо святого ишана!.. Вещь падишаха ты отдашь не просто в руки, а прочтешь в священном писании: мол, перстень с печаткой, завещанный вам родителем, вы найдете в чреве страуса... Дошло до тебя наконец-то?
— Какого еще страуса? Где он?
— В саду при дворце. Ты, шакирд, только одно тверди: в чреве страуса — и все тут!..
— А если не поверят?
— А не поверят — пускай проверят! Не забудь только: страусов там несколько. Скажи, что та птица должна быть плешивой, понял?
— Понял,— буркнул Кузнечик.
Едва успели они переговорить, как за ишаном прибыла роскошная коляска, запряженная дворцовыми лошадьми. Ишан-хазрет взял свой зеленый посох и неторопливо сел в нее.
— Прощай, хальфа-абзы,— невесело усмехнулся он,— если что — не поминай лихом.
— Ха, шакирд,— учитель озорно сверкнул глазами,— скоро эта же коляска за мной прикатит, вот увидишь.
Кучер тронул лошадей, и Кузнечик, покачиваясь на подушках, отправился во дворец.
А падишах в окружении визирей уже поджидал гостя. Вот дверь распахнулась — двое слуг под руки подвели ишана к трону и бережно усадили на драгоценный ковер, устилавший почетное место напротив повелителя. Ишан-хазрет принялся творить молитву. Все, кто был в зале, дружно воздели руки вслед за ним. После падишах заговорил:
— Таксир, три дня, предоставленные вам для размышлений, истекли. За это время вы должны были узнать с помощью священной книги, кто те люди, что ограбили мою сокровищницу. Наши условия известны вам: вас ожидает либо смертная казнь, либо великие почести... Что вы на это скажете?
Кузнечик не торопился с ответом, он сидел прикрыв глаза веками, перебирая четки, будто и не к нему обращался падишах. Потом, вдруг очнувшись, поднял голову и, глядя падишаху прямо в глаза, сказал, стараясь не выдать своего волнения:
— Великий падишах, через священную книгу справедливому Аллаху было угодно довести до вашего слуги следующее: воров, посягнувших на ваши сокровища, было трое; прихватив награбленное, они бежали в другую страну. Но... (на этом месте Кузнечик помолчал немного), но перстень, полученный вами в наследство, находится во дворце.
— Здесь?! — падишах резко подался вперед.— А где его искать?
— Достать его будет нетрудно... В священной книге сказано, что перстень лежит в чреве страуса, который живет в вашем саду.
— Так ли, таксир? — падишах недоверчиво покачал головой.— Не обманывает ли нас священная книга? Да и страусов в саду несколько. Как узнать негодника, который носит в своем чреве перстень?
— Та птица должна быть плешивой.
— Плешивого страуса нет в моем саду! — закричал падишах сердито.
— Перья из головы, должно быть, выпали,— предположил Кузнечик.
— Такой как будто есть,— сказал падишах, успокаиваясь.— Но скажите, таксир, каким образом перстень оказался в птице? Ведь не могла же она проникнуть во дворец и открыть дверь в сокровищницу!
На такой вопрос готового ответа у Кузнечика не было, они с учителем как-то не подумали об этом. Кузнечик помедлил, перебирая четки, потом проговорил простодушно:
— А что если воры обронили перстень, когда пробегали через сад, а глупая птица возьми да проглоти его вместо камешка?
Такое объяснение рассмешило падишаха и его визирей.
— Ну что ж, таксир,— сказал падишах, насмеявшись вволю,— сейчас мы проверим, насколько справедливы твои слова!
Он приказал слугам поймать страуса. Птицу принесли, помолившись Аллаху, зарезали и на глазах у всех вынули из нее сверкающий драгоценными камнями перстень. Все, кто видел это, лишились дара речи — так велико было их изумление.
Падишах, как бы желая убедиться, достаточно ли он увесист, подбросил перстень на ладони, потом поднялся и сказал Кузнечику:
— Прекрасно, таксир!.. Теперь я убедился, что вы — настоящий ишан.
А Кузнечик, будто ничего не произошло, продолжал сидеть и перебирать четки.
— Но мне хотелось бы поговорить с вами наедине,— продолжал падишах.— Давайте выйдем в сад.
Падишах сошел с трона, «ишан» поднялся с места. Все вокруг склонили им вслед головы.
В саду падишах дружески взял «ишана» под руку. Он повел его по дорожке, беседуя о том о сем. Внезапно он остановился, будто вспомнив что-то, и сказал:
— Вы идите, таксир, я сейчас догоню вас.
«Ишан» был удивлен, но и бровью не повел, продолжая идти дальше. Оглянуться он боялся. А падишах, присев на корточки, пытался поймать кого-то. Он встал, потом снова присел, хлопнул ладонью по земле и, зажав что-то в кулаке, догнал ишана.
— Ну-ка, таксир, угадайте, что у меня тут? — сказал он, протягивая руку.
Ишан растерянно смотрел на падишаха, а тот настаивал:
— Ну говорите же, говорите! Ведь вы — святой, все знаете.
Наконец Кузнечик понял: это новое для него испытание... Откуда же ему знать, что у падишаха в кулаке? И учителя нет рядом. Вот когда пришел ему конец! Сколько ни хитри, ни изворачивайся, а от расправы, видать, все равно не уйти!.. Прощай, бедная головушка! И он сказал с горечью самому себе:
— Эх, Кузнечик, Кузнечик! Прыгнул ты раз — не попался! Второй раз прыгнул — опять не попался! И в третий раз тебя не поймали! А на четвертый — нет тебе спасенья!
Услышав эти слова, падишах вскричал от удивления:
— Ах, таксир, угадали вы, угадали!.. Вот чудеса-то! — он разжал пальцы. На ладони у него сидел... зеленый кузнечик!
Ишан обратился ко всевышнему со словами горячей благодарности. «О Аллах, какое счастье,— думал он,— что среди твоих тварей не я один кузнечик!»
— Сколько в вас ума и чудесной прозорливости! — сказал падишах.— Ведь я в самом деле только на четвертый раз поймал кузнечика. Вот теперь, таксир, у меня не осталось и тени сомнения в том, что вы — истинный святой, величайший из мудрецов!.. Слово мое — закон, с сегодняшнего дня вы — мой главный визирь. Я женю вас на единственной своей дочери. Согласны?
— Благодарю вас, падишах-абзы,— промямлил несчастный Кузнечик, который еще не успел оправиться от отчаяния.— Только у меня есть одно условие.
— Говорите, таксир!
— Не разлучайте меня с моим мюридом, который служил мне верой и правдой.
— А-а, это тот чернявый, который всюду сопровождает вас? Он, похоже, большой пройдоха, но, видать, умный человек. Ладно, я согласен, пусть пока при вас будет, а там подберем и ему какую-нибудь государственную должность, если он к тому времени не станет отпетым плутом.
— Благодарю вас, мой падишах, благодарю! Не волнуйтесь, я буду крепко держать его в руках.
В тот же день падишах распорядился послать за мюридом ишана свою коляску. И вот учитель в длинном черном казакине, отороченной мехом круглой шапке, лихо сдвинутой набекрень, прибыл во дворец, неся под мышкой свой заветный сундучок.
А наутро уже повсюду было предано огласке решение падишаха выдать свою дочь за ишана-хазрета. Во дворце начались приготовления к свадьбе. Город был украшен к празднику. Из соседних стран в гости были приглашены ханы, шахи и принцы. Во дворце собирались самые знаменитые певцы и музыканты той страны.
В день свадьбы народ высыпал на улицы. Всюду слышались музыка и песни... Для жителей города прямо на площадях в огромных котлах готовили плов.
А уж о пире во дворце и говорить нечего — стол там ломился от разных кушаний, плодов, вин.
После никяха Кузнечик наш сбросил чалму, чапан, надел на себя легкие шелковые одежды, в каких ходят принцы, и вошел в покои молодой своей жены — красавицы из красавиц, не знающей себе равных... И после этого уже никто не видел его среди гостей — ни святым, ни ишаном, ни шайтаном быть ему больше не хотелось.
А свадьба, похожая на волшебную сказку, длилась семь дней и семь ночей. Учитель, единственно близкий жениху человек, сидел на самом почетном месте. Своей находчивостью и веселым остроумием он завоевал любовь и симпатии гостей, которые не уставали его слушать. «Ох и уморил же нас этот татарин! — кричали чужеземные шахи и принцы, давясь от смеха.— И откуда он такой взялся?!» А учитель, подбоченясь, отвечал им: «Мы-то? А мы такие! Лучших визирей во всем мире не сыскать! И работать мастаки, и говорить ловкачи, и гулять не дураки!»
Отшумела свадьба. Кузнечик теперь главный визирь, мало-помалу в государственные дела вникает. Учитель неотлучно при нем. Надо отдать им должное — в важных делах они умели найти мудрые решения. Падишах был в восторге от них.
Дружно, без лишней суеты и волнений провели они многие годы. Сыновей не было у падишаха, а потому он издал указ, по которому вся власть после его смерти переходила к зятю.
Вот и старый падишах скончался. Его с великими почестями поместили в мавзолее из белого мрамора, страна погрузилась в траур, который длился неделю. А после падишахом стал Кузнечик. Народ полюбил его, потому что наш сирота, с малых лет знавший нужду, был мудрым, простым и добрым падишахом. На пост главного визиря он назначил учителя. Тот, уже в годах, не имел семьи и был привязан к Кузнечику, как к родному сыну.
У Кузнечика родилось пятеро детей — три мальчика и две девочки. Жена его не ведала старости. Жили они красиво, счастливо... Долгую жизнь прожили... А когда скончался Кузнечик...
Впрочем, нам неизвестно, что после было. Сказка на том кончилась, не гневайтесь.
Сказка — там, я — здесь, а вам хвала да честь!
|
