Стихи Рустама Закуана в переводе Л. Газизовой.

Литературно-художественное издание Вечерние раздумья: стихи/ Закуан Рустам: вступ. ст. Л. Газизовой и Р. Курбана. — Казань: Идел-Пресс, 2008. —208 с.

Стихи Рустама Закуана в переводе Н. Ишмухаметова.

Литературно-художественное издание Вечерние раздумья: стихи/ Закуан Рустам: вступ. ст. Л. Газизовой и Р. Курбана. — Казань: Идел-Пресс, 2008. —208 с.

Бep кеше урманда чокыр казыган да, берәр җәнлек-мазар төшмәсме дип, өстен чыбык-чабык белән каплаштырып куйган.

Менә урман эчләп Төлке килеп чыккан. Һаваланып, башын чөеп бара торгач төшкән дә киткән бу чокырга.

Шул вакыт бер Торна очып бара икән. Ул да, азык эзләп, җиргә төшкән. Төшүен төшкән дә, нәкъ чокырга туры килгән шул.

Бер Миләш чыпчыгы агачта оя корган, күкәй салып, бала чыгарган. Бу хакта Төлке белеп алган да тизрәк шунда элдерткән. Килеп тә җиткән, койрыгын шап та шоп агачка бәрә башлаган бу.

Чыпчык оясыннан башын сузып караган икән, Төлке болай дип сөйләргә тотынган:

— Койрыгым белән кисәм дә аударам хәзер агачыңны. Аннан үзеңне дә, балаларыңны да ашыйм.

Яшәгән, ди, булган, ди, Төлке белән Куян. Төлкенең өе боздан, Куянныкы кабыктан, ди. Көннәрдән бер көнне Төлке Куянны болай дип үрти икән:

— Минем өем якты, ә синеке караңгы! Минеке якты, синеке караңгы!

Менә берзаманны яз җиткән, Төлкенең өе эрегән дә беткән. Инде Төлке Куянга ялына икән:

— Керт әле мине, Куянкай, өеңә. Зинһар, ишегалдыңа гына булса да керт!

Яшәгән, ди, булган, ди, бер Песи, Миләш чыпчыгы һәм дә Әтәчкәй — алтын кикриккәй. Алар урман эчендәге бер өйдә торганнар. Әтәчкәйнең ялгызын өйдә калдырып, Песи белән Миләш чыпчыгы урманга утын кисәргә йөриләр икән. Өйдән чыгып киткәндә Әтәчне нык кына кисәтәләр икән болар:

— Без еракка китәбез. Син өй эшләрен карый тор. Бик тавышыңны чыгарма. Алай-болай Төлке килсә, тәрәзәдән карый күрмә.

Бер солдат өйгә кайтырга чыкты. Юлда арылды, аның ашыйсы килә башлады. Авылга барып җиткәч, ул беренче булып торган агач өйгә шакыды.

– Юл кешесен ял итергә кертегез әле! – дип ялварды. Ишекне бер карчык ачты.

– Керегез, - дип әйтте.

– Ашап алырга булмасмы, хуҗабикә?

Карчыкта ашау җитәрлек иде, әмма ул фәкыйрь булып кылана бирде.

– Әй, яхшы кеше, бүген үзем дә бернәрсә ашамадым: берни дә юк.

В одной деревне в старенькой избушке жили дед Иван и баба Марья. И была у них внучка Анютка. Росточком небольшая, а сама быстрая, расторопная. Нос в конопушках. А глаза — на диво: в ясный день — светлые и голубые, в непогоду — темные и серые. А в лес Анютка пойдет — смотришь, они уж зеленые стали.

Дед с бабой любили свою внучку, прямо души в ней не чаяли. Да бедность их замаяла. Ни земли, ни другого какого имущества. Решил дед посадить горох прямо в избе, под полом. Ну посадил. А горох и не взошел. Темно в подполье-то. Но одна горошина все-таки проросла. На нее через щелку солнышко падало.

В некотором царстве В некотором государстве жил король Картаус, и было у него на службе двенадцать богатырей. А самым сильным и главным из двенадцати богатырей почитался князь по имени Лазарь Лазаревич. И сколько ни старались другие богатыри, никто из них не мог на поединках победить молодого Лазаря Лазаревича.

И вот исполнилось ему двадцать лет. Стали родители поговаривать:

— Приспело время сыну семьёй обзаводиться!

Да и сам Лазарь Лазаревич жениться был не прочь, только невесты выбрать никак не может: то отцу с матерью не по нраву, то жениху не люба.

Мужичок-простачок пахал пашню; лошадёнка его была худенькая, хромоногая, и ту облепили слепни с комарами. Вот простачок взял свой кнут да взмахнул так счастливо, на диво, что разом убил тридцать трёх слепней, а комаров без счёта. Простачок-мужичок думать стал. «Мал, да удал, в богатыри я попал; тридцать трёх молодцов сразу положил, а мелкой силы и сметы нет!» Голем мужичок назывался; смотришь — и Голь взвеличался, выпряг свою лошадёнку, взобрался на неё полегоньку, сел верхом, выехал на большую дорогу, срубил дерево стояростовое и поставил столб с надписью: «Здесь проехал богатырь Голь Воянской, встретился с силой бусурманской, тридцать трёх богатырей сразу положил, а мелкой силы и сметы нет. Если какой богатырь навстречу едет, у столба поджидай, а позади, так меня догоняй».

Горе-горянин, Данило-дворянин — жил он у семи попов по семи годов, не выжил он ни слова гладкого, ни хлеба мягкого, не то за работу получил; и пошёл он в новое (иное) царство лучшего места искать. И палася (попалася) ему навстречу бабка голубая шапка:

— Куды, — говорит, — Горе-горянин, Данило-дворянин, путь-дорогу держишь?

Отвечает ей Горе-горянин, Данило-дворянин:

— Жил я у семи попов по семи годов, да у дядюшки князя Владимира девять лет; не выжил я ни слова гладкого, ни хлеба мягкого, не то за работу получил.

Жил-был царь, по имени Хотей; у того царя было три сына. Меньшего звали Сила-царевич. Старшие братья стали проситься у отца поехать-погулять в иные государства, людей посмотреть и себя показать; царь дал им по кораблю и отпустил. И Сила-царевич пришёл к отцу и стал проситься со слезами отпустить и его вместе с братьями. Царь сказал:

— Сын мой возлюбленный, Сила-царевич! Ты ещё млад и к дорожным трудам не обычен; оставайся лучше дома.

Жил да был человек и не знал, что то есть на свете лихо; слышит — люди часто его поминают, и решился во что бы то ни стало увидеться с ним. Взял сумку на плеча и пошёл. Шёл-шёл, под лесом стоит железный за́мок, кругом частокол из человечьих костей, черепа воткнуты сверху. Подходит к за́мку.

— Чего надо?

— Лиха; его ищу!

В некоей деревне был крестьянин не весьма богатый, и тот крестьянин жил со своею женою три года, а детища у них не было. На четвёртое лето жена его понесла и родила сына, которого назвали Иваном. Когда Ивану минуло пять лет, а ходить он не мог, потому что был сидень, то отец его и мать стали кручиниться и просили бога, чтоб дал сыну их здоровые ноги; однако сколько они ни молилися, а сын их не мог ходить и сидел сиднем тридцать лет и три года.

В некотором царстве, в некотором государстве жил король: у него было три сына. Раз он призвал к себе сыновей и сказал:

— Любезные дети! Вы теперь на возрасте, время вам подумать о невестах. Сделайте себе по стрелке, ступайте в заповедные луга и выстрелите в разные стороны. В какой дом попадёт чья стрела, в том и возьмёт себе невесту.

Королевичи сделали себе по стрелке, вышли в заповедные луга и выстрелили: большой брат в правую сторону, средний в левую, а меньшой, что назывался Иван-богатырь, пустил свою стрелу прямо. После того пошли они в разные стороны искать свои стрелки. Большой брат нашёл свою стрелку у министра, а середний у генерала; королевичи и поженились на их дочерях-красавицах.

Жил мужик с женою, и у них были три дочери: две — нарядницы, затейницы, а третья — простоватая, и зовут её сестры, а за ними и отец и мать, дурочкой. Дурочку везде толкают, во всё помыкают, работать заставляют; она не молвит и слова, на всё готова: и траву полет, и лучину колет, коровушек доит, уточек кормит. Кто что ни спросит, всё дура приносит: «Дура, поди! За всем, дура, гляди!» Едет мужик с сеном на ярмарку обещает дочерям гостинцев купить.

Жил в Заонежье старик со старухою, кормился охотою, и была у него собака — цены ей нет! Раз попался ему навстречу хорошо одетый человек.

— Продай, — говорит, — собаку, а за расчётом приходи завтра вечером на Мянь-гору.

Старик отдал собаку, а на другой день пошёл на́ гору. Поднялся на верх горы — стоит большой город, где живут лембои; пришёл в дом того, что купил собаку; тут гостя накормили, напоили, в бане выпарили. Парил его мо́лодец и, покончив дело, пал ему в ноги:

— Не бери, дедушка, за собаку денег, а выпроси меня!

Жил-был стрелок. Когда ни случалось, что в лес он пойдёт стрелять птиц, всё не было удачи, возвращался в свой дом с пустым мешком и прозван был Бессчастным стрелком. Дошло до того у стрелка, что не осталось ни хлеба в суме, ни гроша в котоме. Бедный Бессчастный трое суток не ел, по лесу бродя; дрожал от холода, и пришло ему хоть умирать с голода. Лёг он на траве, сбираясь нацелить ружьё себе в лоб; но перекрестился, остановился, отбросил ружьё, и вдруг он услышал шорох при ветерке, шёпот невдалеке. Шёпот выходил, казалось, из густой лесной травы. Встал стрелок и подойдя к тому месту, наклонился; увидел, что трава закрывала глубокую пропасть, из той пропасти высунулся камень, а на камне кубышечка лежала. Тут стрелок услышал слабый голос: «Добрый человек прохожий! Освободи меня».

Жил-был себе в одном селе сын с матерью, а мать была у него старая-престарая старуха, и звали этого сына Иван-дурак. Жили они в убогой избёнке об одном оконце и в великой бедности: такая бедность была, что окромя хлеба чёрствого, почитай, и не едали ничего, а иной раз и того ещё не было. Мать сидит, пряжу прядёт, а Иван-дурак на печи сидит, в золе копается да знай сопит себе.

Мужичок некий жил с своею женою в великой скудости. Он был так смирён, как телёнок, а жена его так зла, как змея лютая; она мужа своего всегда ругала и била за самую малую безделицу. В некое время злая жена выпросила у соседа на один хлебец ржи и послала своего мужа, чтобы пошёл он к мельнику смолоть рожь. Мельник пустил его, ради бедности, на свою мельницу и дал ему смолоть рожь. Смоловши, пошёл мужик домой. Вдруг сделался такой сильный ветер, что в одну минуту сдунул всю муку из чашки, в которой нёс её мужик. Пришёл мужик домой и сказал о том своей жене; а жена, услыша то, начала его бранить и бить немилосердно, и била до тех пор, покуда устала, а потом стала посылать его к Ветру, который развеял у него муку, чтобы взять с Ветра за муку деньги или столько же муки, сколько в чашке было.